Искатель. 1982. Выпуск №3
Шрифт:
— Вот, взгляните, — протянул толстый альбом Алексей Юрьевич. — Здесь все, кто отличился в нашей художественной самодеятельности с послевоенного времени. Есть тут и Лида. Тяжелые листы мягко ложились один на другой. Оживало прошлое. А вот наконец и она — Измайлова. Крупные, хорошо выполненные фотографии. Первое место на конкурсе школ, первое место в районе… Открытое лицо, заразительная улыбка.
— Вы разрешите мне взять фотографии с собой, это крайне необходимо для опознания.
— Понимаю, понимаю, берите, конечно. — Директор с грустью следил, как аккуратно
— В фотографиях тоже часть моей жизни, мои воспоминания, я ведь так и не успел обзавестись собственной семьей. Они были моей семьей, ею и остаются, — он показал на огромную доску Почета, занимавшую всю стену. — Вот они, мои дети, по всей стране теперь трудятся. Коля Черников, например, Герой Социалистического Труда, на целине работает. Комбайнер. Эта — заслуженная учительница. Вот летчик-испытатель, а вот знатный бригадир сталеваров, вы его фотографии наверняка не раз в газетах видели.
Из-под руки Алексея Юрьевича взгляд Вершинина выхватил растерянное лицо какого-то парнишки с удивительно знакомыми чертами.
— А это кто? — прервал он директора, указывая на фотографию.
— Это? Паша Зацепин. Умнейший парень, душа своего выпуска. У нас все воспитанники горя хлебнули немало, а Он вдвойне. Исключительно тяжелое детство, но не замкнулся, не озлобился. Юридический потом окончил, сейчас прокурором работает… Постойте, да ведь в вашей же области, кажется. Встречаться не приходилось, случайно?
— Приходилось, как же, и не раз… — усмехнулся про себя Вячеслав.
— Ну и что? Как он?
— Чудесный человек. Большой души человек, — ответил Вячеслав, чуть помедлив. — Павла Петровича у нас все уважают.
— Вот видите, — буквально расцвел старик, — таковы наши ребята.
Алексей Юрьевич проводил Вершинина до дамбы. Существовал, оказывается, и более короткий путь к поезду — через село, но Вячеславу захотелось еще раз подняться на холм, потрогать липы, пройтись лесной тропинкой, подышать полной грудью. Он шел и думал о хорошем человеке, с которым свела его сегодня жизнь, о трагической судьбе Лиды Измайловой, о хитросплетениях людских судеб.
На станцию Сосновая прибыли с опозданием на семь с лишним часов. Непроглядную темень разрывал лишь фонарь с грязным стеклом, раскачивающийся на небольшом станционном здании. Внутри царили грязь и запустение. Окурки и объедки валялись прямо на полу и подоконниках. В уголке, у потрескивающей печки, прикорнул какой-то пьяный.
Вершинин постучал в деревянное окошко с надписью: «Дежурный». Никто не отозвался. Постучал еще. Эффект оказался таким же. Тогда Вершинин заколотил по фанерной перегородке изо всех сил. Издалека послышался надсадный кашель. Окошко отворилось. Показалась большущая железнодорожная фуражка над старческим лицом.
— Ну, чего барабаните, — проскрипел дежурный недовольно. — Поезд проводить не дадут.
— Да ведь он, дед, минут пятнадцать как ушел. Где же ты столько времени был? — развеселился Вареников.
— Не твово ума дело. Имучество казенное осматривал, чтобы не сперли некоторые, — подозрительно покосился он на них.
— Ну хорошо, хорошо, — примирительно согласился Вареников. — Ты лучше скажи нам, товарищ дежурный по вокзалу, не приходила ли тут машина из колонии, приезжих встречать?
— Никто не приезжал с восьми утра, как я заступил.
— Не может быть, — усомнился Вершинин. — Нас должны встречать. Им из области звонили о нашем приезде.
— Э, мил человек, — посочувствовал тот. — Дык у нас линия, почитай, двое суток не работает. Между собой еще так-сяк переговариваемся, а дальше нет. А связь у нас с колонией своя. Вагонзаки-то иногда приходят…
— Вот и давай связывайся с колонией побыстрей, — прервал его Вареников и показал свое удостоверение. — Пусть высылают за нами транспорт.
Похожая на броневик автомашина прибыла через полчаса. Доехали быстро, дорога оказалась неплохой. Остановились у приземистого административного здания.
— Сабаев сейчас подойдет, — пообещал заспанный водитель, открывая перед ними двери.
Широкоплечий, ниже среднего роста мужчина вошел почти сразу за ними. Толстая меховая безрукавка скрывала знаки различия. Монгольского типа с узким разрезом глаза смотрели настороженно.
— Сабаев, — представился он и стал внимательно изучать удостоверения прибывших.
— Телеграмму нашу получили? — нетерпеливо спросил Вершинин.
Сабаев кивнул головой, не прерывая своего занятия.
— Нам бы хотелось встретиться с Купряшиным уже сейчас, времени у нас в обрез, — настойчиво продолжал Вершинин.
Он расстегнул свой портфель, покопался несколько минут в бумагах и положил на стол постановление об аресте и этапировании Купряшина. Сабаев мельком скользнул по нему взглядом.
— Ночь сейчас, — поморщился он. — Да и… как вам сказать… — пальцы его зацепили краешек постановления, поелозили им по столу и оттолкнули бумагу Вершинину, — Нет у нас сейчас Купряшина.
— Как это нет? А где же он? — недоумевающе уставились на него две пары глаз.
— Освобожден из колонии в шестнадцать ноль-ноль. Срок его кончился.
— Кто освобожден? — закричал Вареников.
— Спокойно, капитан, спокойно. — Сабаев вынул из ящика стола телеграмму-«молнию» и протянул ее Вареникову. — Посмотри сам.
— Чего смотреть, я текст и так могу рассказать.
— И все-таки посмотри. Там указано, когда она к нам поступила.
Вареников неохотно взял телеграмму.
— Не может быть, — простонал он. — В двадцать два часа десять минут, а ведь мы-то ее посылали…
— Это вы, а то почта.
Вареников в отчаянии схватился за голову. Вершинин устало опустился в кресло. Известие сразило и его.
— Успокойся, — попросил он Вареникова, — все равно ничего не исправишь.
Сабаев с видимым интересом наблюдал за поведением гостей. В узких глазах светилось сочувствие. Он понимал, как тяжело сейчас этим людям, проделавшим впустую почти две тысячи километров нелегкого пути.