Искатель. 1982. Выпуск №4
Шрифт:
Смиренцев замолк на минуту, вспоминая, должно быть, то, что сказал тогда протоиерею и что должен был сейчас повторить Саблину. А тот подумал с лукавинкой: не витийствует ли профессор, будто с лекторской трибуны, потрясая своими знаниями академических слушателей?
— А может быть, Феофан Грек? — задумчиво продолжал профессор. — В этой иконе было что-то от его палитры. Та же резкость контрастов света и тени. Тот же высветленный воздух среды в подчеркнутой белизне полотенца. Та же узорчатая игра кармина и охры на обоих его концах. Та же чрезмерность чувств в трагическом лике Спасителя, доходящая почти до яростной напряженности. Словом, тот же «психазм», как называют господствовавшую тогда философскую школу в Византии. Я снова вгляделся в икону: нет, не то. Скорее еще не ощутившее себя или просто неосознанное подражание. Может быть, все-таки это Рублев, ранний Рублев, творение которого отредактировал кистью Феофан Грек? Нет, даже в годы их совместной работы у Рублева уже было свое лицо. Хотите взглянуть на него?
Профессор достал с книжных полок альбом и раскрыл его перед Саблиным.
— Вот смотрите; ранний Рублев. Называется «Спас в силах». Иконостас Успенского собора во Владимире. Написано в тысяча четыреста восьмом году. Вглядитесь же! Разве не восхищает вас эта просветленность гармонии красок? А эта только ему присущая оригинальность композиции? Облик Спасителя в ромбовидном светлом пятне вписан в контрастный затемненный овал идеально правильной формы. А в лике Христа не трагическая напряженность, а светлая печаль, как зов к состраданию. Нет, не Рублев писал икону протоиерея! Не Рублев. А кто тогда? Кроме этой четверки, летописи не называют никого из их современников. Даниил Черный? Современные исследователи колеблются определить написанное им единолично. Но я считаю, что он сотрудничал с Рублевым только в росписи фресок. А вот старец Прохор, кажется, подходит, хотя его индивидуальное творчество тоже не найдено: о нем только гадают. Ну и я погадал. Ведь Спас на иконе протоиерея больше тяготеет к Греку, чем даже ранний Рублев. Скажем точнее: к четырнадцатому столетию, когда проникали в иконопись традиции византийском школы. Значит, именно чернец Прохор из Городца, первый учитель и содруг Рублева, скорей всего мог написать эту икону. И от этого ценность ее лишь еще более повышается…
Нагруженный альбомами Феофана Грека и Андрея Рублева, которые он достал в городской библиотеке, Саблин с видом победителя вошел в кабинет к начальству. Следом за ним шагал Глебовский.
— Могу сразу же начать с ответа на итоговый ваш вопрос, — Саблин сделал паузу для эффекта. — Какое же сокровище оставил протоиерей Вдовиной? — Он повторил паузу и закончил: — Икону.
— Икону? — воскликнули одновременно Глебовский и Князев. Одновременно, но в разной тональности: один разочарованно, другой с интересом.
— Вы полагаете, Юрий Александрович, — недоверчиво спросил подполковник, — что из-за иконы можно убить человека?
— Полагаю, Матвей Георгиевич. Из-за такой можно.
— Какой такой? — присоединился к подполковнику Глебовский. — В золотом покрытии, что ли?
Саблин не отказал себе в ироническом уточнении.
— Риза на иконе зовется окладом. Оклад был, конечно. Вероятно — медный. Только продавать ее будут без оклада. Даже не реставрированную.
— В прошлом году, — не удержался, чтобы не съязвить Глебовский, — судили фарцовщика Травкина за то, что он продавал краденные у коллекционеров иконы. А продавал он их по двести-триста рублей. Ну, повысим до пятисот, пусть даже до тысячи. Михеев не мелкий воришка, чтобы рисковать из-за такой суммы.
— А если повысить ее до ста тысяч. Рискнул бы?
— Это оценка Смиренцева? — спросил Князев.
— Его. Конечно, учитывая цены раритетов на мировом рынке. Недавно на аукционе в Нью-Йорке подобная икона была продана за сто тысяч долларов. А Смиренцев считает эту цену даже заниженной.
— Не Рублев ли? — спросил Князев. — Я слышал, что именно он так высоко котируется.
— Не он один. Ведь он не раз писал свои иконостасы в содружестве с другими мастерами. Был среди них и старец Прохор из Городца. Вот его-то профессор и считает автором иконы, принадлежавшей Востокову. А почему, я вам сейчас объясню.
Саблин вынул из пакета альбомы и раскрыл их там, где лежали закладочки. То были цветные литографии: «Богоматерь» Феофана Грека и рублевский «Спас в силах».
— Обе иконы начала пятнадцатого века, — пояснил он. — Русский Ренессанс. Музейная ценность. Но к той же эпохе относится и сокровище протоиерея Востокова.
И Саблин почти слово в слово повторил лекцию патриаршего профессора. Оба слушателя не перебили его ни разу. Глебовский, не отрываясь, смотрел на иконы, а Князев сказал, словно подвел итог:
— Что ж, дело Михеева сейчас приобретает для нас особую важность. Похоже, что действительно убийство было спланировано заранее и что соучастниками его являются Андрей Востоков и Екатерина Михеева. Но, чтобы доказать это, надо найти икону. Да и ее ценность для государства к этому обязывает.
Следователь прокуратуры тут же заметил:
— Не исключено, что они могут продать икону, пока вы будете заниматься поиском.
— Не думаю, — откликнулся Князев. По его данным, оба никуда не выезжали, новых знакомств не заводили
— А не повторить ли обыск, — предложил Саблин. — Если, скажем, мы не найдем ее в доме и на участке, тогда не поискать ли икону у старых подружек Вдовиной? Все они верующие. У каждой в доме своя божница. Так почему бы не спрятать икону в такой божнице? А почему спрятать? Да потому, что не достойна дочь такого подарка: замуж за битюга пошла, родной матери не послушалась. А подружка — человек верный, на чужое добро не польстится.
— Мысль верная, капитан, — одобрительно сказал Князев, — так что и займитесь этим.
Днем Саблин и Веретенников пришли к Михеевым. Прихватили с собой в качестве понятых соседей.
— Опять с обыском! — раздраженно заметил Востоков. — Даже пообедать не даете.
— А вы обедайте, — сказал Саблин. — Мы пока и без вас управимся.
Он прошел в комнату Вдовиной. Открыл киот — треугольный шкафчик с иконами, — прощупал обитые бархатом стенки и, не торопясь, снял оклады с икон. Все это были ремесленные поделки прошлого века. Тусклые краски, померкший лак.
Веретенников прощупывал миноискателем стены. Наконец в простенке остановился.
— Есть! — радостно воскликнул он.
Саблин приставил к стене принесенную из чулана лестницу и заметил просверленные дрелью дырки в обоях. Именно здесь и просигнализировал миноискатель. Сняв метровый кусок обоев, инспектор тотчас же обнаружил выпиленный в досках, покрывающих бревенчатые стены дома, небольшой прямоугольник, забитый сверху тонким листом фанеры. Стамеской снял и фанеру.
— Вот и все, — сказал Саблин и оглянулся на стоявших у лестницы людей.
И сразу заметил: у Екатерины Михеевой даже лицо исказилось от волнения, а Востоков рванулся вперед, словно хотел свалить Саблина. Только Веретенников остановил его, схватив за плечо. Старший инспектор спокойно вынул из тайника плоский жестяной ящичек, поставит его на стол, открыл.