Искатель. 1982. Выпуск №4
Шрифт:
В превеликом страхе вернулась Екатерина домой, молча протяну па пакет Андрею.
— Вот и все, что отец оставил, — произнесла шепотом.
Андрей молча развернул икону. Так же молча оглядел серебряный оклад, посмотрел, как он прикреплен к доске и, осторожно вынимая ножиком гвозди, снял инкрустированную ризу с иконы. На белом полотенце, окаймленное позолоченным венчиком, виднелось только лицо Христа. На удлиненном, писанном охрой лике горели, будто совсем живые, глаза. Печаль страдальческая светилась в них, доходя почти до экстатического напора. Узлы скрученного по углам полотенца были повязаны лентами, писанными густым кармином. Краски потускнели, поблекли, но все же сохранили свою первозданную красоту.
Андрей, все еще не произнося ни слова, долго рассматривал икону, то приближая ее к лицу, то отстраняясь, наконец сказал как бы сам себе:
— А ведь отец говорил, что это — сокровище… Может быть, и действительно так.
— И ты в это веришь?
— А почему бы и нет?
— Серебро на десятки рублей считай. Больше не выручишь.
— Почему? Раритеты в любом виде искусства есть.
— Не понимаю.
— Ну, раритет. Особо ценная вещь Диковинка.
— А кому ты продашь эту диковинку? Икона — икона и есть. Протоиерей и тот не возьмет. У него полный иконостас в соборе.
— Протопоп нам не потребуется Я в Москву продавать поеду. Старые связи порастрясу. Помозгуем.
— В Москву тебе не уехать. Узнают — следить станут.
— А я без огласки. Потихоньку.
Екатерина молча взяла икону. Поразглядывала и так, и этак. Хмыкнула. Андрей с презрением взглянул на нее.
— Ты когда-нибудь о Рублеве слыхала? — опросил он. — Ему в Третьяковке целый зал отведен. Я понимать, конечно, не понимаю в этом деле, но думку имею. Протопоп сокровищем лубок называть не будет. И еще. Мы теперь вроде чисты. Для милиции. Мы с тобой. Они ж сами видели: тайник не вскрывался, а там пусто. Кто камень кинет, что из-за корысти мать прибили? Не было корысти. Сличай был, как и задумано… А икону тебе Чувыриха сама отдала — как ей мать велела. Твоя она, и государству до нее интереса нет. Что хотим, то и сделаем. Хотим — продадим. Хотим — на стенку повесим. Для интерьера…
— Так чего ж тогда скрываться, а, Андрюша? — робко спросила Екатерина. — Раз икона-то наша, законная, то мы и продать ее законно сможем…
— Кому, дура? Музею? Много ль там за нее дадут?
— Как положено…
— Как положено, — передразнил ее Востоков. — Дорого продать — вот что сейчас главное.
— А кому?
— Кому — подумаю. Для того и в Москву тронусь.
Чувыриху старший инспектор отыскал уже после того, как обошел Огуревну и Нинку-молочницу.
— Была у меня эта икона, сынок. Принесла мне ее Марьяна с благословения отца Серафима. Сохрани, сказала, ее у себя в божнице, пока живу. А после отдашь, когда я спрошу или дочь придет, если меня не будет. Вот так и случилось. И Марьяны нет, и дочь пришла за иконой.
— И вы отдали?
— Отдала. Вчера и отдала. Вечерком после всенощной.
Ничего больше Саблин не спрашивал. Да и незачем: ведь икона-то есть. И где находится сейчас, известно. Что же делать ему, Саблину? Просить санкцию на арест Востокова и Михеевой? А на каком основании? За то, что у них в руках музейная редкость? А если эта редкость, будучи собственностью отца Серафима, вполне законно, как дар, перешла в собственность Марьяны Вдовиной, а от нее к дочери, Екатерине. Тогда ты скажешь прокурору, что арестуешь их, как соучастников злоумышленного и заранее запланированного убийства Вдовиной. А есть ли у тебя, товарищ Саблин, достаточно веские доказательства такого убийства? Есть, товарищ прокурор, есть мотив заранее задуманного убийства. Из-за желания овладеть раритетом высокой, даже очень высокой ценности. Тогда мотив не в самой иконе, Саблин, а в ее рыночной стоимости. Вот и проследи пока ее путь…
С такими сомнениями и пришел Саблин к Михеевой. Ему долго не открывали, так что пришлось позвонить вторично и не отпускать кнопки звонка, пока не открылась дверь.
— А к вам и не попадешь, Екатерина Серафимовна, — сказал он, заглядывая в дверную щель. — У меня вопрос есть.
— Ну, входите, если за делом пришли, — сказала Михеева, пропуская Саблина в комнаты.
— А я к вам от Чувыриной Авдотьи Тихоновны.
— Дознались все-таки? — зло откликнулась Михеева, — Обознались, товарищ инспектор. И у Чувырихи я не была, и не то что икону, рожу ее сейчас не помню. Доверчивый вы человек, товарищ инспектор. Мало ли что Чувыриха могла вам набрехать.
— А где ваш брат сейчас, Екатерина Серафимовна? — спросил Саблин.
— В Москву уехал. Дружок на свадьбу пригласил.
У Саблина даже горло перехватило: еще одна неудача…
В кабинете начальника уголовного розыска собрались Саблин, Веретенников, Глебовский и Князев.
— Все прочли письменный доклад Саблина? — спросил подполковник.
— Все, — хором ответили.
Воцарилось настораживающее молчание. Каждый считал себя хоть частично, да виноватым: не уяснил себе, не подумал, не посоветовался, не подсказал. В результате сбежал преступник, которого даже никто из присутствующих не мог обвинить в том, что именно он был душой заговора.
Начал Князев, которому надоело это молчание.
— Осторожничаете, товарищи, боитесь правды. Я читал твою записку, товарищ капитан. Не один ты виноват — все виноваты, и я в том числе. Первая ошибка: рано поверили в порядочность Востокова и Михеевой. Во-вторых, зря провели вторичный обыск в присутствии обоих: это показало им. где был тайник. И то, что пуст он, тоже им на руку. Они начали свой поиск и преуспели в нем раньше нас. А теперь за что нам Востокова задерживать? Икона — наследство. Они на нее по закону право имеют.
— Он же ее продавать поехал! — не сдержался Саблин.
— А куда? Вдруг в Третьяковку?
— Да в какую Третьяковку! Что он — святой агнец?
— Поднабрался ты, Саблин, терминологии… — усмехнулся Князев. — Конечно, Востоков не агнец и в Третьяковку икону не понесет. Будет искать связь со спекулянтами, пустит ее «плавать», как говорится. И может она таким образом «уплыть» за границу. Придется тебе, капитан, ехать в Москву, в Министерство внутренних дел.
Подполковник соединился с Москвой и попросил к телефону генерала Стрепетова.
— Иван Палыч, это Князев приветствует… Ничего себе, помаленьку… Да нет, не для встречи, я по делу звоню. Помощь потребуется… Да, дорогое дело… У нас в нем капитан Саблин задействован… Нет, не о том речь. Похищение иконы четырнадцатого века очень высокой художественно-исторической ценности. Есть предположение, что икона в Москве и, если мы прозеваем, может уплыть за границу. Саблин сегодня же выезжает в Москву и расскажет все, что ему известно…
Подполковник положил трубку и заключил: