Искатель. 1985. Выпуск №6
Шрифт:
— А как Вероника восприняла это?
— Вероника? Она уже не боится меня. И даже полюбила. С ней мы поладили. Не волнуйся. Пошли к тебе в кабинет, нужно серьезно поговорить.
Взяв Антона за руку, Серафим повел его в кабинет.
— Садись. Вчера ты хотел услышать, откуда я свалился на твою голову. Сейчас все расскажу. Но слушай внимательно, не торопись с выводами. И… верь каждому моему слову, иначе сказанное потеряет всякий смысл.
— Продолжишь читать свою поэму? — довольно грубо перебил его Сухов. — Я помню ночь, и колыбельку, и колодец… Тек, кажется?
— Напрасно иронизируешь, — чеканя каждое слово, произнес Серафим. — Это лишний раз доказывает то, что земляне пребывают на низком уровне развития. Вот так, Сухов. Надеюсь, ты все же понял из моих слов, что я существо неземное. Но создан подобно землянам.
Сухов опустился в кресло за столом.
— Почему ты такой бледный? Плохо чувствуешь себя?
— Устал очень.
— Может, отдохнешь?
— Нет. Все в порядке. Рассказывай дальше.
— Я действительно помню ту ночь, когда меня создали. Мне кажется, что помню себя даже одноклеточным. Вокруг — какая-то мерцающая темнота, живая темнота. — Серафим, зажмурив глаза, говорил приглушенно, заговорщически. — Я чувствовал, понимал ту темноту всем своим существом, всем телом. Она была доброй, та ночь, ночь моего рождения. Клетка разделилась, и поначалу мне казалось, что я стал существовать в двух особях, но очень быстро понял: мы настолько зависимы друг от друга, что составляем нерасторжимое целое. Потом каждая из этих клеток разделилась, затем следующие… Я очень быстро привык к собственной множественности. Антон, дай мне, пожалуйста, лист бумаги и карандаш… Благодарю… Итак, я постепенно рос. И вот, в какое-то мгновение ночь взорвалась — и я прозрел. Я не был от этого в восторге; каждая клеточка болела. Но мне предстояло развиваться дальше. — Серафим говорил и одновременно рисовал что-то на бумаге. — Знаешь, Антон, как странно и неприятно сознавать собственные тщедушие и уродство. Огромная голова, хвост…
Отложив карандаш, Серафим протянул Антону рисунок.
— Вот посмотри, нравятся тебе такие существа?
На рисунке было изображено нечто походившие на спрута или кальмара, но щупальце располагались по три — сверху и снизу.
— Милое созданьице… Это ты таким был?
— Нет. Таким я не был. Но скажи честно, что ты подумал бы, если бы встретился с таким вот, но только живым?
— А где же твоя способность читать мои мысли?
— Мне хочется, чтобы ты сам сказал это. Чтение мыслей требует много энергии.
— Я тебе уже сказал: милое созданьице. — У Сухова по коже побежали мурашки. Он прекрасно сознавал: все это не сон, не бредовые видения, но воспринимать болтовню Серафима серьезно никак не мог.
— Короче говоря, вот так выглядят те, кто создал меня. Вообще-то, они могут приобретать любые формы, превращаться в кого угодно, но на самом деле они именно такие, как я нарисовал. Они — вершина совершенства… Но, знаешь, мне нужно хорошенько поесть, а потом мы закончим разговор. Скажу только, что называют они себя маргонами. Прилетели из невообразимой дали. Они очень разумные, мудрые существа. Хотят осесть на Земле, хотят поднять землян на высший уровень развития. И ты, Сухов, должен помочь мне, помочь маргонам… Ну, пошли есть!
Серафим жадно глотал все подряд и никак не мог наесться. Впивался зубами в пищу и рвал ее, как дикий зверь. И ему-то улыбался.
— Спасибо, Сухов! — сказал он наконец. — Итак, продолжим. Маргоны — это далекая высокоразвитая цивилизация, которая стремится помочь землянам в их развитии.
— Прости, Серафим, мне странно и смешно, даже дико, но… Я вынужден говорить с тобой, как с совершенно взрослым, умным существом. Скажи мне, почему маргоны ведут переговоры с землянами через таких, как ты? И кто ты сам? Если ты хочешь, чтобы я что-нибудь понял, должен говорить конкретно и ясно.
— Еще конкретнее и еще ясней? — Серафим двусмысленно улыбнулся. — Очень странный ты человек. Даже мысли твои читать трудно.
— Это потому, что читать нечего, — пробурчал Сухов. — Когда кто врет, я и сам прекрасно знаю. Состояние говорящего чувствую. Но хватит болтать… И пусть тебя не удивляет, что очутился ты именно под моей дверью. О маргонах мне известно, пожалуй, побольше, чем тебе, — сказал и пристально посмотрел на Серафима, ожидая его реакции.
Как и предполагал Антон, Серафим насторожился.
— Не понимаю, о чем ты…
— Чего ты, собственно, не понимаешь? Я сказал вполне определенно, без всяких намеков.
— Что ты знаешь о маргонах?
Сухов припоминал разговоры с Гиатой, ее картины на стенах.
— Тебе хочется услышать о маргонах от меня? — спросил Антон с иронией. — Так слушай! Они… зеленые. Форму их тела ты нарисовал правильно, — продолжал издеваться над Серафимом Антон, удивляясь, как это ему удается.
— Да, они и вправду зеленые, — пробормотал вундеркинд.
— Но временами их окраска может несколько меняться и…
— Появляются розовые оттенки, — быстро перебил Серафим, видимо, опасаясь, как бы Сухов не заподозрил его в недостаточной осведомленности.
— Я немало знаю. Знаю, наконец, что ты не маргон, — сказал Сухов, внимательно всматриваясь в лицо вундеркинда: не ошибся ли?
Серафим отвел в замешательстве взгляд в сторону.
— Да, я не маргон. Я — кар. Дитя их разума. Я — рабочий, исполнитель их воли. — И вдруг Серафим расплакался. — Ты не представляешь, Антон, как мне было жутко неделю назад. Неимоверный голод терзал! Ты знаешь, что такое настоящий голод! Я знаю!
Они стояли посреди кухни. Серафим прижался к Сухову и плакал. Антон четко ощутил: всего какой-то миг отделяет его от безумия. Но, собрав всю волю, переборол внутреннюю слабость, понял свое преимущество в этом невообразимом диалоге, и это его успокоило.
— Я мог умереть. Заснуть и погибнуть… Но спасибо…
— Мне спасибо, — тихо, но властно произнес Сухов. Чувствуя искренность слов Серафима, увереннее перешел в наступление.
— Да-да, тебе спасибо, Антон.
Серафим крепче обхватил колени Сухова, его тельце вздрагивало от рыданий.
— Я н-не знал… Я… я не мог знать. Мне… мне просто снилось, что я все знаю. В меня заложены какие-то начала знаний…
— Какая-то программа, — строго перебил его Сухов.
— Ты — маргон! — благоговейно прошептал Серафим.
Сухов многозначительно насупил брови и строго уставился на вундеркинда, как на пациента, нарушившего предписанный режим.
— Не мне ли ты хотел рассказать о далеких пришельцах и их желании помочь людям в развитии?
— Прости… Прости меня. Я уже ничего… Спасибо!.. Не дай мне погибнуть. Мне хочется жить… — твердил он, смешавшись. — Если бы ты знал, как страшно умирать от голода, страшно не выполнить своей программы. Меня выбросили за борт, красиво выбросили… Они боялись, что мы… что я…