Искатель. 1985. Выпуск №6
Шрифт:
— Договорились. — И тоже улыбнулся.
Комната Натальи стала неузнаваемой. Прежде всего бросалось в глаза множество картин на стенах. Сухов с удивлением отметил, что на каждой одно и то же чудовище: зеленая голова с тремя глазами и многими щупальцами. Заметив его недоумение, Гиата сказала:
— Все я сама нарисовала. Это маргон.
— Маргон?
— Да. Он часто приходит ко мне во сне. Вроде бы страшный, а в самом деле такой добродушный. Я очень его люблю. С нетерпением жду каждую ночь, чтобы увидеть его. Но он не всегда приходит.
— А зачем так много одинаковых картин?
— Одинаковых? Ну
— Нет. Благодарю. Не хочу, — ответил Сухов вполне серьезно. — А где Натальина библиотека? Ее книги?
— Остался один хлам, а не книги. Все сгорело. Библиоскопы, сам знаешь, не выдерживают высокой температуры.
— Да, знаю. Жаль…
— А мне не жаль. Зато мы теперь соседи. — Гиата на мгновение стала непохожей сама на себя, даже волосы приобрели непривычный коричневый оттенок. — Мне запомнились слова одного человека. Как-то на старом кладбище он сказал, глядя на древние, вытесанные из камня кресты: «Нас не станет, а эти камни будут стоять». А потом мы подошли к могиле его матери с современным миниатюрным надгробием. Я спросила: «А почему вы не поставили мраморной плиты своей матери?» Он посмотрел на меня с чувством превосходства и сказал: «Зачем? Нас не будет, а камень будет? Так что — мы хуже камня? Пусть и его не останется после нас». Я спросила: «А память?» Он глянул искоса. «А память — вечна», — изрек он. Мне вдруг стало страшно, а потом легко-легко. И мне кажется, что именно с той минуты я стала такой, как вот сейчас. А какая я сейчас? Какая? Скажи, Антон.
— Что я могу тебе сказать?
От его слов Гиата будто пробудилась от сна, смешно тряхнула головой, поправила рукой прическу, и в глазах ее засветились привычные Антону холодный огонь и наигранная кротость.
— Какая странная, ужасная, бессмысленная смерть Натальи, — произнес Сухов, глядя прямо в глаза Гиате.
— Зато у меня теперь настоящая лаборатория. И совсем рядом с тобой…
— Жилсовет знает о твоем переселении?
— Безусловно, знает.
Сухов не мог объяснить причины своих сомнений, но он не верил этой женщине, не верил, и все.
«Нужно сегодня же позвонить, а лучше зайти в жилищный совет. Там хотя бы узнают, кто она, Гиата? Безумная или действительно ученая? Да, сегодня же. Или сначала посоветоваться с Миколой?»
— О чем ты задумался, Антон? — Гиата посмотрела на него лукаво и сосредоточенно, и Сухову показалось, что она читает его мысли.
— Ты же сама прекрасно знаешь, о чем я думаю…
Гиата рассмеялась.
— Прошу тебя, отрежь голову вот этой симпатяге, — неожиданно сказала она, указав взглядом на стол, где лапками вверх лежало серое существо, похожее на мышку. — И выбери мозг в серебряный стаканчик. Хорошо? А я тем временем приготовлю что-нибудь вкусненькое.
Сухов крепко сжал губы, чтобы и видом своим не показать, что он думает обо всем этом, о Гиате.
Она тут же замерла и, чеканя каждое слово, тихо выговорила:
— Кажется, я ничем не провинилась перед тобой. Своих жизненных принципов не навязываю. Прежде чем осуждать кого-то, оцени собственную жизнь…
10
Переступив порог дома брата, Антон вымученно улыбнулся:
— Здравствуй.
— Я поздно ложусь. Читаю перед сном, пока не отключусь. Раздевайся. У тебя что-то случилось?
— Да нет. Хочется поговорить. Ты уж извини.
— Ты чем-то взволнован? — Микола обнял брата, потом включил все светильники, но Антон недовольно поморщился:
— Не нужно столько света. Глаза режет.
Сели за стол.
— Я у тебя заночую, ладно?
— О чем ты говоришь!.. Веронике сказал, что останешься у меня?
— Веронике? — отчужденно переспросил Антон, встретился с братом взглядом и смотрел, ничего не понимая. — Я могу позвонить ей. Но она не ждет. Когда операция затягивается, я, случается, остаюсь ночевать в клинике. И часто забываю предупредить.
— Ты сейчас с работы?
— Нет. Понимаешь ли, в последнее время… Я так устаю в последнее время… Ты же слышал, что сейчас повсюду творится?
Микола удивленно поднял брови.
— Что ты имеешь в виду?
— Позавчера вызвали «скорую» и забрали прямо от операционного стола нашего анестезиолога. Психоз… Все чаще и чаще слышу этот диагноз… Ты не можешь не знать об этом.
— Да, кое-что слыхал, — уклончиво произнес Микола. — А что с вашим анестезиологом?
— Он внезапно закричал: «Нет! Нет! Я на работе! Оставьте меня в покое!» А затем набросился на одного из хирургов, щекотал его и грозился: «Я тебя выведу на чистую воду, маргончик! Я тебя давно узнал!» Мы заперли его, когда он вошел в раздевалку, и вызвали машину. Микола, что происходит? Кто эти маргоны?
— Мы призраками не занимаемся, — беззаботно рассмеялся Микола. На мгновение возникло желание рассказать брату о неизвестном космическом объекте, замеченном на околоземной орбите, но воздержался, вспомнив решение Высшего Совета: «Действовать исключительно силами Совета, без разглашения, чтобы не вызвать паники и недоразумений среди населения». — К тебе же эти маргоны не приходят по ночам?
— Ко мне нет. Но к моей знакомой… У нее вся стена увешана картинами о маргонах.
— Твоя знакомая, вероятно, уже в психиатрической клинике.
— Она сейчас находится в моем доме, в восемнадцатой квартире и занимается научной деятельностью, если это можно назвать так…
— Как зовут твою знакомую?
— Гиата Биос. Если она и безумная, то это ее обычное состояние.
— Вот как? Ты давно ее знаешь?
— Совсем недавно. Познакомился с ней очень странно. Мы вместе с Митрофаном, с тем самым анестезиологом, которого позавчера забрала «скорая», ехали на машине, а у обочины магистрали стояла женщина с ребенком на руках. Мне почему-то захотелось их подвезти. Митрофан еще высмеял меня: мол, напрасно рыцарствую. Но мы остановились, и она села. А потом началось…
Он рассказал все, как было, и задумался, вспоминая, не забыл ли чего!
— Ты переутомился, — спокойно сказал Микола. — Но если еще будешь у Гиаты, попробуй расспросить ее о маргонах. Любые мелочи могут оказаться полезными.
— Вы занимаетесь этим? — обрадовался Антон.
— Психозы, если их следует называть так… — начал Микола, но тут же и умолк. — Не волнуйся. Я уверен, что очень скоро удастся докопаться до первопричины.
— Расскажи. Я буду молчать, клянусь.
Микола посмотрел на брата устало и сочувственно: