Искатель. 1985. Выпуск №6
Шрифт:
Олень захрипел, запрокинув голову от неожиданного рывка.
Кильтырой сощурил веки. Нет, все равно он видел дым из трубы, такой отчетливый, что не поверить в него было нельзя. Ну а чего дивиться? Может, снова Александр Петрович да Силантий с Василием пожаловали. Ан нет, вертолета нигде не видать. Поди, другой гость забрел, печь растопил, похлебку варит, греется. Для всякого дверь не заперта. Редкая радость, а случается… Кильтырой даже покряхтел, нагоняя удовольствие; но оно не появлялось. И когда,
Человек сидел, прислонившись спиной к печке точно так, как совсем недавно сидел здесь Паршин. Карабин лежал в его опущенных на колени руках, словно засыпающий младенец.
— Ты один, пахан?
— Пошто один?
Незнакомец напрягся.
— С собаками я, — добавил Кильтырой, приоткрыл дверь и крикнул в мороз: — Лембе!
Лайки ворвались в избу, готовые по-своему отпраздновать прибытие гостя, но сразу же почувствовали напряженность в позах людей, во всей ситуации и поняли, что перед ними чужой, а поняв, отпрыгнули на боевое расстояние и обнажили в рычании клыки.
— Но-но!.. — Заросший вскочил. — Ты не шути, дядя. Перестреляю псов! Гони их к чертовой матери!.. Подожди-ка… Карабин и мелкаш положь на стол. Давай, давай, пошевеливайся!
Кильтырой успокоил собак, сказав что-то по-эвенкийски.
Заскрипели петли. Кильтырой обернулся, встрепенулись собаки. В дверном проеме показался еще один заросший человек, только крупнее первого, в белом полушубке, черных валенках и серой ушанке. Прислонился к косяку, зажав карабин под мышкой. «Красивый мужик, сильный, однако, — подумал Кильтырой. — Стало быть, это второй. Похожи. Обросли, правда, маленько, но похожи на свои карточки. Шибко похожи».
— Здравствуйте, гражданин… э-э… Как величать вас изволите? — улыбнулся великан. С усов его скрошилось несколько оттаявших сосулек.
— Семен Никифоровичем зовут. Яковлевы мы.
— Очень приятно, Семен Никифорович. А я… Как бы вам это сказать…
— Кончай, Слоник! — оборвал великана его товарищ.
— Спокойно, Семерка. Все о’кэй! — Вошедший показал пальцами колечко. — Гражданин Яковлев в единственном числе, не считая верхового оленя, на котором прибыли, и вот этих очаровательных собачек.
Лайки заворчали. Кильтырой шукнул на них.
— Ты, дядя, все же положь-ка на стол ружьишки, — миролюбиво повторил первый.
Под внимательными взглядами обоих Кильтырой освободился от оружия, которое тут же перешло в чужие руки. Сложил в углу котомку и панягу.
— И ножичек ваш, будьте любезны.
Старик снял пояс с медвежьим ножом.
— Вот теперь садись, дядя, — разрешил первый. — Жрать будешь? — вдруг спросил он.
— Я? — удивился Кильтырой.
— Ты, ты! Вон я наварил.
— Поем, што ж… Однако, впервой собак накормить.
«Гости» наблюдали за несуетливыми движениями Кильтыроя у печки. Вполголоса говорили между собой, и понять, о чем, не было никакой возможности. Когда охотник вышел в загон, вышел, не одевшись, и великан.
— Ах-ах-ах, как уходили олешков-то, — стенал Кильтырой, осматривая шестерку пришлых оленей. — Все ноги побиты. Ах, ах… Ай-ай-ай! Совсем худые олешки-то, совсем. Копыта ли? Лохмотья!.. Голодные олешки шибко. Полягут, однако. Ах, ах…
— Плевать! Они свое сделали… Вы поторопитесь, гражданин Яковлев, а то я еще простужусь на вашем ранчо.
— Так ступали бы в избу-то, че вышли-то? Чай, не сбегу.
Старик вернулся в дом, стараясь не задеть массивной фигуры Слоника. Семерка сидел за столом, уложив голову на руки. Казалось, спал.
— А у тебя ташкентик, дядя, — не меняя позы, сказал он, уставясь на Кильтыроя мрачным взглядом из-под прищуренных век. — Фартовая хата… А где хаза твоя?
— Как?
— Живешь-то где?
— В Урокане живем, однако.
— Это где?
— Четыре ходки отседова, — Кильтырой махнул на юг.
— А там, — показал западнее Семерка, — в той стороне далеко поселки? Или стойбища, что там у вас, не знаю?
— Далече как будто, по-вашему. Еще три полных ходки иттить надо. Поселок… А стойбищ в том краю нету…
— И дорога туда есть?
— А то! Дорога есть. Тропа есть.
— Тропа ездовая?
— Оленная. Однако, и лошадь пройдет…
— Ну да, с бубенцами тройка… Людей много?
— Охотники нонче на тропах, какие же еще люди…
— Тропа к Мульмуге выходит?
— Выходит.
— Где?
— У Мачехина порога…
— Мне эти клички не наводчики. Ты толком давай: приметы!
— Полный день, однако, иттить надо. Там кривун влево у гольца — вода, как и здесь, открыта, ворчит. — За кривцом пустошное урочище. В урочище-то конец тропы.
— Ну ладно…
Кильтырой за разговором подавал на стол.
— Ты вот что, хозяин… Нет ли выпить у тебя? Водки. А лучше спирту. Месяц на воле, а кирнуть не можем.
— Да, гражданин Яковлев. Сегодня старый Новый год, отметить бы, а магазины тут у вас далековато.
Кильтырой достал с настила запечатанную поллитровку спирта, протянул Семерке. Тот даже застонал, закрыв глаза, прижав бутылку к волосатой груди.
Шлепали по столу самодельные, чернильного рисунка, карты.
— Удваиваю.
— Запомним — четыреста…
— Твои… Масти нет… Дядя, входи в компанию.
— Не обучен я, — дымя трубкой, помотал головой эвенк.
— Дурень! «Сика» — как второй паспорт. Первый посеешь, с этим всегда в законе будешь. Давай научим.