Искатель. 1988. Выпуск №2
Шрифт:
Сидящий сзади Сенчаков встрепенулся, прижался лбом к боковому стеклу.
— Вон его «Волга»… На той стороне, у деревьев! Разворачивайся, Костя.
Развернувшись, все три спецмашины тормозили неподалёку от стоявшей «Волги», одна подъехала вплотную.
— Товарищ подполковник, — начал Мальцев, обращаясь к подошедшему Бутырцеву, — задержанный Воронцов…
— Знаю, что Воронцов, вижу, что задержан, отставить рапорт. Молодец! — сжал его плечи подполковник. Люди группы споро перегружали чемоданы из «Волги». — Сейчас скорей в город, до открытия аукциона три часа, может,
— Разрешите самому? Я следом, — Мальцев обернулся, глядя на стоявшую в отдалении Русанову.
Бутырцев посмотрел туда же, насупился недовольно.
— Ладно, езжай сам. Но учти, что я жду… Всё разместили, Сенчаков?
— Всё, товарищ подполковник!
— Тогда едем. Ты только рули поосторожней, — сказал Мальцеву напоследок Бутырцев. — Ведь устал, вон как осунулся!
В отъезжавшей машине на заднем сиденье мелькнуло окаменевшее лицо Воронцова, и Мальцев отвернулся.
Русанова подождала, пока отъехала милиция, и подошла к «Волге».
— Садитесь, Лена, поедем. Я вас отвезу.
— Не надо, я не хочу!
— Подождите… Что случилось?
— Случилось? Почти ничего. Просто всё встало на свои места: один из обаятельных мужчин оказался сыщиком, а другой уголовником. И оба всё время врали! Нет, — она торопливо положила руку на его локоть и сразу отдёрнула, — не врали, а играли. Каждый свою роль. Теперь маски сброшены.
— Трагичный рассказ, — Мальцев достал сигареты. — Кстати, моя фамилия действительно Мальцев. Имя-отчество те же. И когда я был с вами, то…
— Не надо, пожалуйста, — передёрнула плечами Русанова. — Я так поняла с ваших слов, что в чём-то помогла, не ведая сама?
— Да. Когда рассказали о прогулке на катере. Он был очень общителен, делился со мной самым сокровенным, но ни разу не упомянул, что завзятый катерник. Из всех форм лжи люди чаще всего выбирают умолчание, это обычно. Но ведь всякая ложь имеет цель, и я взял на заметку… Ещё он постарался привлечь побольше свидетелей его присутствия на даче в ночь ограбления. Ну а дальше было проще.
— И опасней! Не знаю, возможно, эта работа и благородна, но мне кажется, человек с вашими данными мог выбрать другое дело.
— Если дело — твоё, то это оно тебя выбирает, — Мальцев осторожно улыбнулся. — Видите, я начал изрекать красивые сентенции… Наверно, от зажатости, хотя она мне не свойственна. Давайте поедем! Дорогой поговорим, а вечером я позвоню, с вашего разрешения.
— Я не поеду с вами, Виктор Сергеевич, — тихо сказала Елена Андреевна, и он понял, что да, не поедет ни за что. — Вернусь в город на электричке. Хватит красивой жизни: лихих кутежей, разъездов на машинах, дачных пикников и комедий плаща и шпаги. Пора жить дальше. Прощайте.
Солнце начало припекать. Мальцев этого не чувствовал, стоял и смотрел, как она уходила, сунув руки в карманы плаща, удалялась из его жизни, и он знал, что она не оглянется.
Олег Азарьев
Должник
Клочья тумана плавно плыли вдоль улицы. Было сыро и холодно — как и должно быть поздней осенью. Пасмурное небо быстро темнело. По мокрому, со свежими лужами асфальту проносились автомобили, оставляя позади себя мутный шлейф брызг.
Владимир Павлович Маликов стоял на троллейбусной остановке. Чтобы хоть немного согреться, он поднял воротник, поглубже надвинул старую шляпу, подбородок закрыл заношенным кашне. Стынущие руки спрятал в карманах неопрятного пальто из чёрного драпа.
Сегодня Маликов чувствовал себя нездоровым: тупая боль временами сдавливала сердце, ноющей ломотой отдавала под лопатку. За день он успел уже принять несколько таблеток нитроглицерина. Но боль не утихала совсем — лишь ослабевала ненадолго. К вечеру она стала сильней. Маликова познабливало. Троллейбуса всё не было. Маликов медленно прошёлся по остановке, потом повернул голову и внезапно натолкнулся на пристальный пытливый взгляд. На него в упор смотрела пожилая женщина в недорогой чёрной шубе и вязаном пушистом платке. Она морщила лоб, будто силилась припомнить что-то. Внешность женщины была ему незнакома.
Чтобы избавиться от её назойливого внимания, Маликов решился идти пешком, хоть в его возрасте это было уже не так легко, но тут женщина порывисто подошла к нему.
— Из-звините, — промолвила она, запинаясь от волнения. — Ваша фамилия случайно не… не Маликов?
Брови старика поползли вверх. Он растерянно кивнул.
— Володя? — спросила она.
— Владимир Павлович. — Его растерянность не проходила. — Только, простите, не припомню вас что-то…
— Не удивительно. — В голосе женщины прозвучало огорчение. — После войны сколько уж лет прошло… Я — Зина. Зина Лукьянцева. Партизанский госпиталь помните? Медсестричку Зину… Почти девчонкой тогда ещё была… Помните?
Из глубин памяти постепенно выплыли воспоминания о партизанском отряде Верещака, в который он попал, выбираясь из окружения. И он вспомнил…
Маликов так явственно представил себе подвижную медсестричку Зиночку, будто лишь вчера она осторожно меняла повязку на его воспалённой ране. Он тогда был ненамного старше Зиночки. И увлечение у него было юношески возвышенное, сильное и… короткое.
Теперь, встретив Маликова через столько лет, Зина засыпала его вопросами и наконец задала тот, который был неизбежен и который Маликов ждал и одновременно боялся.
— Володенька! Жив-то ты как остался? Мы ж всё прикрытие загинувшим считали.
«Так оно и должно было произойти на самом деле», — подумал Маликов мрачно и спросил с вызовом:
— Тебя огорчает, что я остался жив?
Лукьянцева всплеснула руками, укоризненно возразила:
— Володенька! Что говоришь-то? Я наоборот, рада так!.. Это, может, самый лучший день в моей жизни. — Она часто заморгала. Глаза её заблестели.
«А у меня, может, самый худший, — подумал с угрюмой усмешкой Маликов. — Вот уж верно, ирония судьбы».