Искатель. 1988. Выпуск №3
Шрифт:
— Любимый бежать задумал?! — с удивленным отчаянием, угрозой и даже презрением спросила божественная. Глаза Нарантаки округлились. В недоумении цвет их стал меняться от бледно-изумрудного до черного так быстро, что Мандодари замерла, очарованная неслыханным чудом.
— Как прекрасен возлюбленный мой! Как нежен душою! Грубые шутки женщины ранят его, как тяжелый ливень лепестки священной ашоки. Утолитель печали моей, бог любви, прощения и снисхождения прошу у тебя.
Стукнула дверь. На пороге стояла Каухилья.
— Госпожа, скоро сменится стража.
— Да, да… Еще немного подожди. Иди пока.
Мандодари склонилась над Нарантакой.
— Мы не можем расстаться теперь. У Раваны много жен, а ты У меня один. И ты будешь рядом со мной всегда! Как сделать это, я скажу. Если любишь меня — поклянись исполнить все. Даже невозможное.
— Да! — выдохнул безумец. — Повели, богиня!
— Постигни тайну полета Пушпаки. Когда ты будешь готов — скажи, и пастуха не станет, — жестко закончила Мандодари и хлопнула в ладоши, вызывая Каухилью.
Запах прелых листьев, травы; дорожка мягко пружинит и прогибается под ногами. Нарантака с “быкоголовым” отстали. Пыхтя и задыхаясь, ползут они из последних сил, боясь упустить пастуха из виду. Смешно Тамилу, потому что он никуда бежать и не собирается. Сегодня он восходит на очередную ступеньку своего замысла.
Утром его и Нарантаку призвал к себе Кумбхакарна и велел отправляться осмотреть Пушпаку и готовиться к полету.
— Посвященный, — сказал Кумбхакарна, — возьмешь младшего Хранителя Чар в ученики. Если он научится летать и заменит тебя, то ты получишь большую награду и полную свободу. Клянусь Ашу!
В листве на самых верхушках деревьев верещали маленькие обезьянки. На душе было весело, но неспокойно. Они подходили к кедровому лесу, и Тамил все больше чувствовал неуверенность: он никогда не видел Пушпаку вблизи и знал о ее устройстве только со слов Бхригу. Добежав до Пушпаки. Тамил остановился и с восхищенным изумлением стал разглядывать ее. На летящую птицу была похожа прекрасная Пушпака. Спицы блестели золотом, а крылья покрывали птичьи перья. Тамил, волнуясь, смотрел на Пушпаку, а в ушах его снова зазвучал спокойный, ясный голос Бхригу.
“С левого бока, у колеса, ты найдешь дверцу с медным кольцом. Поверни кольцо вправо и потяни на себя — она откроется. Прямо перед собой ты увидишь тонкие медные трубы, они хрупки и важны для дыхания, которое поддерживает огонь, подогревающий сосуды с ртутью. Дальше ты увидишь сиденье для человека, направляющего полет. Перед сиденьем висят кольца, от них протянуты воловьи жилы к задвижкам, открывающим и закрывающим огонь, который увеличивает или уменьшает быстроту полета”.
Голос Бхригу повел Тамила по колеснице, показывая и объясняя все, что находится в ней. Следуя его указаниям, Тамил осмотрел сосуды с ртутью. Они были полны. Земляного масла, поддерживающего огонь, почти не осталось на дне железных сосудов, но его достать нетрудно.
Тамил устроился на сиденье. Прямо перед глазами находилась бронзовая литая пластинка, в которую были вставлены два шлифованных хрустальных диска, открывающих возможность в полете смотреть вперед. Снова зазвучал голос Бхригу: “Потянув кольцо, крайнее слева, ты высечешь искру небесного огня. Он воспламенит пары масла, собравшиеся в железной раковине над сосудом”. Тамил потянул кольцо, но ничего не произошло. Он знал, что должен раздаться хлопок… Тамил заглянул в хвост Пушпаки. Все было в надлежащих местах: подогревающее устройство, четыре трубы, сосуды, медные коробки, накапливающие небесный огонь. Но не было глиняных кувшинчиков, источников небесного огня! Их делал Дангар. Он увидится с кузнецом!
Нарантака с “быкоголовым” стояли у дверцы и безропотно дожидались его. Тамил поманил Нарантаку. “Пусть полюбуется устройством, — подумал пастух, — глядя на орла, не научишься летать”. Когда Нарантака влез, то осталось место еще для одного человека. Если потесниться. “Если потесниться!” — мысль эта повела планы по другому руслу, на ходу перестраивая их и расширяя.
Во дворец они вернулись вечером и застали там радостную суматоху: пришел караван судов с добычей, захваченной в Айодхе.
К вечеру погода испортилась. Пора весеннего зноя была на исходе. Небо заволокло тучами, поднялся ветер. Наступало время летних муссонных дождей.
Подводы, груженные награбленным добром, бесконечной вереницей тянулись к дворцу, где рабы под наблюдением надсмотрщиков разносили его по кладовым и хранилищам. Наиболее ценные вещи, золото и драгоценности сносили в большой зал для приемов. Здесь гремели победные трубы, ярко горело масло в светильниках. Царь восседал на шкуре снежного барса, покрывавшей широкое сиденье резного трона из слоновой кости. С. правого балкона слышались восхищенные голоса женщин. Там возлежала Мандодари с другими женами царя и внимательно разглядывала каждую новую вещь. Груды сапфиров, алмазов, яхонтов и изумрудов сверкали меж золотых сосудов, слоновьих бивней. Кучи все росли и росли, но по мере того как поднималась вершина холма, истощалось терпение божественного Дашагривы. Шука уловил перемену в настроении царя и, приблизившись к трону, с преданной улыбкой, поклонился и спросил:
— Владыке мира, богу нашему наскучило скопище праха, валяющегося у его ног?
Правильно истолковав вздох Дашагривы, Шука торжественно выкрикнул:
— Введите жену Рамы, поверженного врага победителя стран и народов!
Четверо “быкоголовых” ввели в зал женщину в рваном сари, с непокрытой головой и без украшений. За ней следом вошел высокий смуглый мужчина, через левое плечо которого, привязанная к поясу, висела шкура священной горной обезьяны.
Равана встал с трона и, обходя холм из сокровищ, направился к Сите. Подойдя вплотную к жене Рамы, он при полном молчании долго разглядывал ее и вдруг с искренним восхищением сказал:
— Правду говорили — ив нищенском платье прекрасна ты, Сита! Подними голову, не пугайся. Полюби меня, широкобедрая, согласись надеть роскошные одежды. Из всех моих жен будь избранной, наравне с Мандодари!
То ли почудилось, то ли легкий ропот пробежал по балкону. Сита снова мельком взглянула туда. Подобие улыбки скользнуло по ее серым от пыли губам.
— Обрати свое сердце к собственным женам, царь! Я предана мужу и потому недоступна для тебя, — ответила женщина и отвернулась. Зная вспыльчивый характер могучего мужа, все ждали от него вспышки гнева. Но царь рассмеялся. Вдруг, прищурившись, посмотрел на мужчину в обезьяньей шкуре: