Искатель. 1988. Выпуск №6
Шрифт:
— Может, ты и прав.
— В настоящее время у нас три канала информации: Кандиларова, Насуфов, Бангеев. И нельзя забывать, что по всем трем может действовать обратная связь: не только мы выясняем новые факты и обстоятельства, но и противник выясняет уровень или полноту наших знаний.
Нельзя, чтобы нас обошли. Цветанов верно нас нацелил, потому что самое слабое звено там — Кандиларова. Займись мы сначала Бангеевым и Насуфовым — возникает опасность провала.
— Ты бы уточнил, не слишком силен я в кибернетике, — с обидой в
— Упоминать ли в беседе с вдовой о пещере, даче, химическом составе воды в легких, наконец, о Бангееве и Насуфове?
— Если упомянешь дачу, надо говорить, чья. Но ты сам сию минуту проповедовал, что главное в нашей работе — получать, а не давать информацию. Что ж, верный принцип. Вот и следуй ему: сообщи Кандиларовой, что мужа ее случайно обнаружили утонувшим в подземном озере, в Родопах.
После первого же звонка Кандиларова открыла, словно ждала посетителя, стоя за дверью. А может быть, если судить по одежде, она собиралась выйти. Наряд был торжественный: белое платье с огромными ярко-красными цветами, черные изящные туфли, ожерелье — два ряда больших темных зерен, вероятно гранатовых. На щеках пылали два искусно наведенных ярких пятна. «Вдова — в красном?» — подумал Бурский.
— Заходите, — пригласила она, — вам повезло, я чуть не ушла.
В гостиной она усадила гостя в кресло и после неловкой паузы спросила:
— Надеюсь, вы с новостями? Хотите кофе?
Глядя на эту молодую красивую женщину, прекрасно одетую, благоухающую французскими духами, Бурский все еще колебался, что и как ей сказать.
— Неужели его нашли? В Стамбуле?
— Нет, не в Стамбуле… У нас нашли, в пещере.
— В какой пещере? Почему в пещере? — Кандиларова, кажется, не сразу осознала смысл страшных слов. — Не может быть!
— Увы, это так, — тихо сказал майор и вкратце сообщил подробности. Вдова невидящим взглядом смотрела в одну точку. В самом деле потрясена или симулирует? В такие мгновения очень важно проследить за поведением. Сначала она порывисто вскочила, но тут же села, беспомощно сгорбившись. Переживает? А если сама, пусть и косвенно, замешана в убийстве? Они с Шатевым почему-то с самого начала отбросили такую возможность.
Несколько раз Кандиларова прикладывала к глазам ажурный платочек и наконец, как бы превозмогая боль, попросила:
— Расскажите! Расскажите…
Вероятно, хочет услышать подробности. О смерти мужа или о ходе следствия?
— Неудобно мне рассказывать вам подробности, они, понимаете… Хотя смотреть еще страшней. Он падал в озеро с высоты почти двадцати метров и в падении так обезобразил лицо, что по снимкам мы не могли его опознать. Потому и приходили к вам — взять отпечатки его пальцев… Лучше всего было бы избавить вас от процедуры опознания. Тем более что мы уже уверились: это его тело, вне всяких сомнений.
— А где… где он сейчас?
— В морге. Моя задача — кроме сообщения ужасной вести — поговорить с вами о том, когда и как мы вам передадим…
— В каком смысле — как? — перебила Кандиларова.
— Мы предлагаем — в закрытом гробу. Иначе, предупреждаю… картина для вас невыносимая.
— А в гробу — действительно будет он?
— Вы сомневаетесь? Ведь я представляю здесь законопорядок, понимаете? Впрочем, если у вас есть сомнения, если вы действительно хотели бы…
— Нет! Нет! Нет! — закричала она с перекошенным лицом, и Бурский отметил про себя, что так сыграть ужас невозможно. — Делайте так, как считаете нужным. Вы сказали о правопорядке. — Кандиларова выдержала долгую паузу, словно колеблясь. — Значит, вы — юрист?
— Да.
— Тогда не могли бы вы подсказать… что станет с квартирой, с нашим имуществом — в общем, с наследством?
— Ваш покойный супруг оставил завещание?
— Не знаю. С чего бы ему писать завещание?! Он ничем не болел.
— У него, кажется, есть дети?
— Да, от первого брака. Но они не поддерживали с отцом никаких отношений.
— Если завещания нет, все будет поделено согласно закону. А от нажитого совместно в браке…
— Все здесь нажито в нашем браке! — выпалила женщина.
— А от нажитого совместно в браке, — спокойно повторил Бурский, — на вашу долю приходится половина.
— Как так — половина? Здесь все записано на мое имя. Квартира, гарнитуры…
— Всему свое время. Посоветуйтесь с адвокатом. Теперь же надо назначить день похорон, позаботиться о некрологе. Вручаю вам документы о смерти.
Документы она положила, не глядя, на столик. Помолчала. Потом спросила:
— Как писать в некрологе, от чего он умер?
— Напишите: трагически погиб. На всякий случай оставлю свой телефон.
Судя по поведению вдовы, единственное, что по-настоящему сейчас ее волновало, — наследство. Бурский испытывал неудержимое желание уйти отсюда как можно скорее. Версия о самоубийстве Кандиларова, кажется, прошла. Но на всякий случай, тщательно обдумав вопрос, Бурский спросил:
— Как полагаете, почему ваш супруг покончил с собой?
Она даже не попыталась скрыть изумления.
— Покончил с собой? Но я поняла — несчастный случай…
То ли она была глупа, то ли его принимала за дурака.
— Простите, я ведь сказал о камне, который был привязан…
— Тогда, значит — самоубийство? Но почему?
— Именно это я и хотел бы узнать. Не замечали ли вы чего-нибудь такого, что могло бы навести вас на мысль о…
— Да вы что! Ему и в голову не могла прийти мысль о самоубийстве.
— Вот, значит, как. А мы, если бы не открытки, оформляя документацию, написали бы «самоубийство».
«Оформляя документацию» — сказано крепко. Эта стрела пущена в тех, кому Кандиларова передаст сегодняшний разговор. А в том, что ей есть кому передавать, Бурский почти не сомневался. Теперь они посожалеют, что затеяли игру с открытками.