Искатель. 1989. Выпуск № 04
Шрифт:
Джимми проснулся с ощущением, что ему чего-то не хватает. Это было странно, ибо засыпал Колобок, чувствуя себя властелином Вселенной… Жизнь была при нем. Не хватало мелочей: звездолета, одежды… Коварная Лиса воспользовалась привычкой Джимми открывать во сне рот и избавила его от бремени обладания бриллиантовыми зубами.
«Жаль, не воспользовался услугами гипнотизера фирмы «Сны Гудвина»,» — мимоходом подумал Колобок, обшаривая кусты.
Джимми не сомневался, что вернет утерянное сокровище. Вот только на кого работала Аннет —
В кустах он подобрал смятую газету, титановым зубом, оставленным Лисой, легко отгрыз кусок гибкой лианы, подпоясался ею, критически осмотрел свой костюм, махнул рукой: «Сойду за хиппи, протестующего против всеобщей грамотности», — и решительно повернулся спиной к океану.
Рассвет застал Колобка на берегу прозрачного ручья. Джимми умылся, тщательно расчесал сухой веточкой свои волнистые кудри и развернул газету, заменявшую ему выходной костюм. Джимми Колобок привык начинать день с чтения свежей газеты.
В глаза ему бросилось крупно набранное объявление:
Если вам хочется купить танк!
Если у вас в доме завелись приведения!
Если вам нужны противозачаточные средства!
Если вы хотите разыскать любого обитателя Вселенной!
Обратитесь в ближайшее отделение фирмы
лучшего друга любого обитателя Галактики
АРЧИ ГУДВИНА!!!
В любом населенном пункте, на любой планете!
Колобок еще раз всмотрелся в газетные строчки, хлопнул себя по лбу:
— Растяпа, как я мог забыть о фирме Гудвина? — и решительно направился к деревушке, видневшейся на высоком холме.
Сэр Арибальд Гудвин небрежно уронил на стол листки бумаги, принесенные м-ром Пиггинсом. Левая ладонь Гудвина ласково коснулась правой. Великий Гудвин аплодировал! Великий Гудвин улыбнулся!! Великий Гудвин снизошел до того, что сказал сидящему напротив него м-ру Пиггинсу несколько слов:
— Неплохо. Ненавязчиво, но настойчиво. Считай, что твой рекламный проспект заинтересовал фирму «Арчи Гудвин и Господь Бог».
Александр Бушков
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА, ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
Паровоз заухал, зашипел, зафыркал, пустил дым, дернул разноцветные вагоны, и они поплыли мимо поручика Сабурова, навсегда уносясь из его жизни. Поезд длинно просвистел за семафором, и настала тишина, а дым развеяло в спокойном воздухе. «Чох якши», — мысленно сказал себе по-басурмански Сабуров, и от окружающего благолепия ему на глаза едва не навернулись слезы. Для здешних обывателей тут было скучное захолустье, затрюханный уезд, забытый Богом и губернскими властями. А для него тут была Россия.
Ему вдруг
Он подхватил свой кофр-фор и направился в сторону возов — путь предстоял неблизкий, и нужно было поспешать.
И тут сработало чутье, ощущение опасности и тревоги — способность, подаренная войной то ли к добру, то ли к худу, награда ее и память. Испуганное лицо мужика у ближнего воза послужило толчком или что другое, но поручик Сабуров быстро осмотрелся окрест, и рука было привычно дернулась к эфесу, но потом опустилась.
Его умело обкладывали.
Пузатый станционный жандарм оказался совсем близко, позади, и справа надвигались еще двое, помоложе, поздоровше, ловчее на вид, и слева двое таких же молодых, ражих, а спереди подходили ротмистр в лазоревой шинели и какой-то в партикулярном, кряжистый, неприятный. Лица у всех и жадно-азартные, и испуганные чуточку — как перед атакой, право слово, только где ж эти видели атаки и в них хаживали?
— Па-атрудитесь оставаться на месте!
И тут же его замкнули в плотное кольцо, сторожа каждое движение. Сапогами запахло, луком, псарней. А Сабуров опустил на землю кофр-фор и осведомился:
— В чем дело?
Он нарочно не добавил «господа». Много чести.
— Патрудитесь предъявить все имеющиеся документы, — сказал ротмистр — лицо узкое, длинное, щучье.
— А с кем имею?
Он нарочно не добавил «честь». А вот им хрен.
— Отдельного корпуса жандармов ротмистр Крестовский, — сообщил офицер сухо и добавил малую толику веселее: — Третье отделение. Изволили слышать?
Издевался, щучья рожа. Как будто возможно было родиться в России, войти в совершеннолетие и не слышать про Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии! Лицо у ротмистра Крестовского выражало столь незыблемое служебное рвение и непреклонность, что сразу становилось ясно: протестуй не протестуй, крой бурлацкой руганью или по-французски поминай дядю-сенатора, жалуйся, грози, а то и плюнь в рожу — на ней ни одна жилочка не дрогнет, все будет по ее, а не по-твоему. И поручик это понял, даром что за два года от голубых мундиров отвык — они в действующей армии не встречались. Теперь приходилось привыкать наново и вспоминать, что возмущаться негоже — глядишь, боком выйдет…
Документы ротмистр изучал долго — и ведь видно, что рассмотрел их вдоль-поперек-всяко и все для себя определил, но тянет волынку издевательства ради. «А орденка-то ни одного, а у меня три, и злишься небось, что в офицерское собрание тебя не пускают», — подумал поручик Сабуров, чтобы обрести хоть какое-то моральное удовлетворение.
— По какой надобности следуете? Из бумаг не явствует, что по казенной.
— А по своей и нельзя? — спросил поручик, тараща глазенки, аки дитятко невинное.