Искатель. 2009. Выпуск №12

Камушкина Ирина

— О господи, — Макинтош демонстративно пожал плечами и повернулся к залу спиной. Слушать эту ахинею он больше был не в состоянии.

— Другим мирам? — поднял брови судья. — Я видел фильм о Большом взрыве. Там говорилось… Впрочем, это действительно не относится к делу. Мистер Спенсер, у суда нет времени выслушивать научные теории. Или задайте, наконец, вопрос по существу, или я прекращу допрос свидетеля и приму решение по совокупности имеющихся улик.

Виталий закрыл глаза. Он не мог видеть, как все усилия Спенсера, Ланде и Баккенбауэра уходили в песок только из-за того, что они говорили не о том и не так. Почему адвокат не сказал о

своей поездке к Ланде? О том, что побывал в больнице? Почему не нашел времени, чтобы обсудить линию защиты с Виталием? А теперь все пойдет прахом. Какой нормальный судья станет выслушивать научную хренотень, не представляя, как она связана с расследованием? Не о том надо было говорить, совсем не о том!

Виталий почувствовал на своей руке тяжелую ладонь и открыл глаза. Спенсер стоял над ним, выражение лица адвоката было недовольным, но вовсе не таким удрученным, как ожидал Виталий. Он бросил взгляд в зал — Ланде сел рядом с Баккенбауэром, к ним присоединилась сестра Болтон, и они оживленно беседовали. Макинтош рассматривал что-то на экране своего лэптопа, то и дело щелкая мышкой, а судья низко склонился над столом, изучая, видимо, переданные ему секретарем протоколы заседания.

— Ничего? — одними губами спросил Виталий.

— Выше голову, друг мой, — с нарочитым оптимизмом заявил Спенсер. — Наша задача сегодня состояла в том, чтобы максимально подготовить суд к процессу. Теперь в протоколе четко указано, что в дальнейшем расследовании нужно принять во внимание и версию защиты. Прокурор не сможет обойти этот момент, а мы за несколько месяцев подготовим нужные материалы и общественное мнение.

— Значит, меня не выпустят? И Айшу…

— На это мы и не рассчитывали.

— Понятно… — пробормотал Виталий. Все к черту. Несколько месяцев. Наверняка его переведут в общую камеру, где сидят всякие… С Айшей ему увидеться не позволят. И если с Ланде и Баккенбауэром разговаривать только через адвоката, это будет такой «испорченный телефон», что о правильном расследовании и речи быть не может.

Господи, почему так болит голова? У него никогда прежде не болела голова. Что-то он должен вспомнить… Может, попросить у Спенсера таблетку? Откуда у него… Да! Вот оно что…

— Вам плохо, Витали? — адвокат наклонился к нему, участливо заглянул в глаза.

— Голова… Неважно. Мистер Спенсер, разве мне не дадут слово?

— Сейчас не процесс, вряд ли суд захочет… хотя, конечно, право такое у вас есть, и я могу потребовать… Вы уверены, что это имеет смысл? Вы можете все испортить.

— Испортить — что? Меня все равно не выпустят сейчас, да? Мне нужна хотя бы минута.

— Что вы собираетесь сказать?

— Мне нужна минута, — повторил Виталий.

Спенсер покачал головой.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — сказал он обиженным тоном и вернулся на свое место, потому что секретарь суда объявил:

— Решение принято.

Прежде чем судья успел раскрыть рот, Спенсер поднялся и заявил:

— Ваша честь, задержанный имеет право сказать несколько слов, прежде чем высокий суд объявит решение.

Судья поморщился и перевел взгляд с адвоката на Виталия. Что он мог увидеть? Лицо смертельно уставшего человека, вряд ли способного сейчас связать десяток слов. Лучше бы молчал, и так все складывается против него.

— Хорошо, — кивнул судья. — Минута.

Виталий встал. Странное ощущение — будто кто-то прилепил клеем к полу его подошвы. И кто-то другой сел ему на плечи, не позволяя выпрямиться.

И кто-то третий крепко его обнял, не давая вздохнуть. И кто-то еще сдавил обручем голову, чтобы на глазах у потрясенного судьи разломать ее, как орех…

— Ваша честь, — Виталий не узнал собственный голос. — Я только хочу обратить внимание на несоответствие. Точнее — ошибку. Господин помощник прокурора утверждал, что отпечатки моих пальцев обнаружены на ключе от шкафа и на металлическом бруске, с помощью которого был, возможно, приведен в негодность аппарат в палате… Я знаю, что никогда не трогал… Там не может быть моих отпечатков. Значит, произошла ошибка. Прошу назначить повторную экспертизу.

Судья долго молчал, глядя на Виталия и постукивая пальцами по столу. Виталий не мог видеть выражения лица Спенсера, но мог себе представить, как разозлен адвокат. А Макинтош смотрит весело, решил, наверно, что обвиняемый окончательно слетел с катушек и дальнейший ход процесса можно теперь предсказать со стопроцентной гарантией.

— Ваша честь, — сказал Макинтош, не повышая голоса; действительно, какой смысл был нервничать, теперь можно и расслабиться, — вы видели протокол экспертизы. У суда есть сомнения в компетентности экспертов?

Судья молчал.

— Ваша честь, — сказал Спенсер, и в голосе его звенела обида на собственного клиента, — защита также полагает, что нет смысла…

Действительно, какой смысл лишний раз выслушивать доказательства, поддерживающие обвинение?

— Хорошо, — буркнул судья. — Задержанный имеет право требовать повторной экспертизы. Полагаю, эта рутинная процедура не займет много времени. Что скажете, сэр? До трех часов эксперты управятся?

Макинтош пожал плечами:

— Безусловно. Если мистеру Дымову хочется тянуть время…

— Хорошо, — судья повысил голос. — Объявляется перерыв до пятнадцати часов.

— Виталий, я вас не понимаю. — Адвокат не мог усидеть на месте и ходил по комнате из угла в угол. — Я потратил столько сил… нашел этого вашего Ланде, уговорил Баккенбауэра… Оба сначала не хотели вмешиваться, но пришли и расшатали линию обвинения достаточно, чтобы посеять у судьи сомнения. На процессе мы эти сомнения углубили бы и расширили, показали бы присяжным столько физических фокусов, что они, скорее всего, вынесли бы вердикт в вашу пользу. И что делаете вы? В самый критический момент, когда судья готов принять решение…

— Какое? — вскинулся Виталий. Он сидел на стуле, поджав ноги, на Спенсера не смотрел, думал, казалось, о своем, но слышал, конечно, каждое слово. — Какое решение? Оставить под стражей до окончания процесса?

— Послушайте, Витали… — Спенсер сложил на груди руки и стал похож на статуэтку Наполеона, стоявшую на письменном столе в московской квартире, которую Виталий с Диной снимали в первые месяцы после свадьбы. На московском Наполеоне была еще, конечно, знаменитая треуголка, но Спенсер был так похож, что вообразить треуголку не представляло труда. — Послушайте, улик против вас и мисс Гилмор так много, что выиграть процесс можно лишь при очень нетрадиционном подходе. Сомнения трактуются в пользу подсудимых, и наша цель — заронить у присяжных сомнения. Много сомнений. Мы должны выиграть психологически. Сегодня вас все равно не освободят — присяжных нет, психологическую войну мы только начинаем, понимаете? Мы должны тщательно готовиться к процессу, и сегодняшние выступления Ланде и Баккенбауэра положили начало: до судьи начало доходить, что это не обычное преступление…