Искатель. 2009. Выпуск №3
Шрифт:
Анатолий Яковлевич вышел из дверей «Исторички» секунда в секунду с педантичностью истинного библиотекаря.
— У вас замечательная машина, — заметил он, усаживаясь в двухместную костромировскую «Suzuki Cappuccino», — приятно, что и наш брат ученый может позволить себе подобную роскошь.
— Ничего экстраординарного, — пожал плечами профессор, — как говорится, «эгоист-класс».
— Для нас, библиотекарей, — поджал губы Щербинский, — такой класс — непозволительная роскошь.
— Меня хорошо печатают за рубежом, — счел
— Нет, — коротко ответил Анатолий Яковлевич.
— Прекрасно, — кивнул Костромиров. — Но предупреждаю: я холостяк, поэтому разносолов не обещаю.
— Я не голоден.
Остальной путь до Фрунзенской набережной прошел в молчании.
В квартире Горислав сразу проводил гостя в кабинет, а сам отправился на кухню.
— Анатолий Яковлевич, вы располагайтесь пока в библиотеке, а я сейчас кой-чего на скорую руку… состряпаю.
— Это лишнее, — пробормотал библиотекарь, с интересом оглядывая книжное собрание Костромирова, — я говорил вам, что есть совершенно не хочу.
— Кто говорит о еде? — крикнул Костромиров уже с кухни и уточнил: — Вы что будете пить: водку, коньяк, виски, вино?
— Ничего, не беспокойтесь, — отвечал тот.
— Бросьте, Анатолий Яковлевич, вы же не за рулем.
— Тогда водку.
— Значит, под грибочки… Ну вот, все готово, прошу к столу.
Выпив рюмку и закусив, Щербинский восхищенно заметил:
— Замечательная у вас библиотека, Горислав… простите?
— Игоревич.
— Конечно. Извините. Замечательная! Столько редкостей, даже раритетных изданий. О рукописном собрании судить не берусь, ибо не палеограф и не кодиколог, но в остальном…
— Ну что вы! — отмахнулся Костромиров, учтиво отклоняя комплимент. — Ничего сверхъестественного. Вот у вашего дядюшки собрание — это да! Один Даль чего стоит! Собственно говоря, половины моей печатной коллекции и стоит.
— Вы про «Убиение христианских младенцев»? Нелепая и гнусная инсинуация. И опасная притом.
— Да, но эта инсинуация дошла до нас в одном-единственном экземпляре!
— Вот и слава Богу, что в единственном.
— Так, может, вы захотите с ней расстаться? Как я понимаю, вы теперь наследуете в том числе и все книжное собрание Руслана Соломоновича. Надеюсь, вы не собираетесь при таком отношении… гм… избавиться от Даля как-нибудь эдак… того… безвозвратным образом. Ведь в самом деле — оценивать и относиться к сей книге можно по-разному. Я и сам… мы с вами современные люди. Но нельзя же отрицать ее исключительную антикварную ценность.
— Вы волнуетесь, не уничтожу ли я этот опус? Не переживайте. Я же ученый, а не Геббельс. И к книгам отношение имею самое трепетное, как библиофил со стажем.
— Это хорошо. Значит, коллекции профессора Щербинского не грозит распыление по букинистическим магазинам и мелким собраниям.
— Да-да, я библиофил. Согласитесь, это неудивительно. Даже естественно. Имея в виду сферу моих профессиональных интересов… Между прочим, именно как библиофил не могу еще раз не отдать должного вашему собранию. Очень любопытная подборка. В особенности вон та полка с эльзевирами, коли не ошибаюсь, в переплетах Дерома-младшего… И грибы у вас тоже исключительные… это опята?
— Что вы! Опята холодным способом не солят; здесь разные: грузди, волнушки, валуи и… прочие всякие.
— Вот как? — поднял брови гость и покачал головой. — А я, знаете ли, в этом деле полный профан. Полнейший. Житель мегаполиса, что возьмешь? Но грибы… м-да, грибы вкусные… Надеюсь, хе-хе, не отравите?
— Невозможно! Я-то как раз по грибам специалист, можно сказать, профессионал.
— Это обнадеживает. А то я, знаете ли, постоянно чем-то травлюсь. Вот и вчера тоже… Собрался даже «скорую» вызывать, хотя и не люблю врачей, но потом ничего — обошлось.
— Даже не беспокойтесь, — вновь заверил гостя Горислав.
— А… вот вы сказали, что это «холодное соление», да?
— Совершенно верно, — кивнул профессор.
— Выходит, бывает и «горячее»?
— Разумеется. Опята, к примеру, как раз отваривают, а лишь потом солят. Но я лично предпочитаю такой способ, — Костромиров указал вилкой на закуску, — натуральнее. Да и на вкус…
— Да-да, — согласился Щербинский, вновь угощаясь, — на вкус — весьма… Весьма, весьма!.. Гм… так что вы хотели у меня выяснить, Горислав Игоревич?
— Дело в том, что обстоятельства смерти Руслана Соломоновича мне кажутся странными и подозрительными.
— Что понятно: это же убийство, а не инфаркт.
— А отчего вы решили, что лему… то есть я хочу сказать — Руслана Соломоновича, — убили? — поинтересовался Костромиров, внимательно разглядывая собеседника. — Насколько мне известно, прокуратура склоняется к версии о несчастном случае или самоубийстве, даже дела еще не возбуждали. Так почему же — убийство?
Если Горислав Игоревич рассчитывал на то, что библиотечный работник смешается, задрожит, кинется ему в ноги со слезами раскаяния или еще какими-нибудь мелочами выдаст свою причастность к преступлению, то просчитался, ибо ничего подобного не произошло; напротив, Щербинский в ответ только невесело рассмеялся:
— Помилуйте! Какое самоубийство? Какой несчастный случай? Когда бы вы знали моего дядю так, как я его знал! Руслан Соломонович был до безобразия жизнелюбив и патологически педантичен. У него, знаете ли, до последнего времени еще романы со студенточками случались! А касательно несчастного случая… так он каждую ложку супа дважды обнюхивал, прежде чем в рот сунуть, соль на аптекарских весах взвешивал, а вы говорите — стакан соляной кислоты! Нет, нет! Абсурдно даже предположить. Я так и сказал этому следователю — абсурдно!