Искатель. 2009. Выпуск №3
Шрифт:
— Абсолютно никаких! — развел руками ученый. — Если бы кто хотел, чтобы я оценил подлинность этого документа, к чему анонимность? Если же это презент, зачем опять же даритель скрыл свое имя?
— Ситуация загадочная, — подтвердил Вадим Вадимович.
— Да еще повествование обрывается, зараза, на самом интересном месте!
— Эт-то точно, — согласился следователь, с трудом подавляя зевоту. — Однако что ж?.. Засиделся я у тебя, пора й честь знать.
— Кофею на дорожку? Или на посошок?
— Кофейку, кофейку, — замахал Вадим руками, — а то еще в метро усну. Как в прошлый раз.
— Нет, уж ты сегодня лучше на такси.
— И то верно. Но все равно, давай завари мне чашечку, да покрепче. Завтра на работу, а головной боли, чувствую, не избежать… А все ты: «Еще рюмочку, еще по глоточку».
— Окстись! — возмутился профессор. — Чья бы корова мычала.
— Ты, ты! И даже не спорь. Во всем ваш брат, рефлексирующий интеллигент, виноват.
Наутро Горислав Игоревич проснулся от назойливого электронного наигрыша — звонил телефон, и, по всей видимости, уже давно. Поминая черта и всю его многочисленную родню, Костромиров вылез из постели и осмотрелся в поисках своего мобильника. Но оказалось, что трезвонит городской.
— Слушаю вас! — осиплым со сна голосом произнес Горислав, с неудовольствием глядя на часы — семь тридцать утра, вполне мог бы еще поспать полчасика.
— Здравствуйте, Горислав Игоревич, — донеслось с другого конца телефонной линии. — Извините, что тревожу в столь ранний час… Я вас не разбудил?
— Нет, не беспокойтесь. С кем имею честь?
— Ах, вы меня не узнали? Это Руслан Соломонович Щербинский беспокоит, помните такого?
Доктора юридических наук, профессора Щербинского Костромиров, разумеется, помнил. Хотя последний раз видел его лет пять назад, если не того больше. Гориславу моментально представилась сухонькая согбенная фигурка, высокое чело, увенчанное неизменной ермолкой черного бархата, обрамленной вечно всклокоченными пучками седых волос, морщинистое, с мелкими чертами лицо и глаза под тяжелыми веками — большие, печальные, как у старого лемура; собственно говоря, Горислав именно так про себя и звал Щербинского. Профессиональные интересы Щербинского и Костромирова никак не пересекались, однако старик был страстным библиофилом, а некоторые раритеты, хранящиеся в обширном собрании доктора, вызывали у Горислава искреннюю зависть. При всем том Щербинский, сохранив, несмотря на возраст, азартную натуру игрока, частенько ввязывался во всевозможные коммерческие аферы. А поскольку последние, как правило, завершались полным финансовым крахом, Руслан Соломонович довольно регулярно испытывал острую потребность в значительных суммах наличных денег, так что даже принужден был периодически расставаться с некоторыми наиболее дорогостоящими экземплярами из старопечатных изданий своей коллекции. И пару раз в качестве спасительного покупателя выступал профессор Костромиров. Именно так они когда-то и познакомились.
— Ну, как же, как же, Руслан Соломонович. Доброе утро… Чем обязан?
— Что вы! Это вы меня сильно обяжете, если… если… Драгоценный Горислав Игоревич, не могли бы вы заехать ко мне домой, мне жизненно необходим ваш совет и… возможно, ваша поддержка.
— Конечно, почему нет? Скажем, послезавтра я…
— Нет, нет, это может оказаться слишком поздно. Я прошу вас приехать сегодня, а лучше — прямо сейчас!
— Вот как? — удивился Костромиров. — Честно говоря, мне сейчас не совсем…
— Умоляю вас, отложите все дела! Вопрос архиважный и, horresco referens [4] … в общем, мне грозит опасность!
— Вам? Опасность? — еще более удивился ученый. И добавил с обреченным вздохом: — Не волнуйтесь, Руслан Соломонович, уже еду.
— Благодарю сердечно! Записывайте адрес…
Нужный дом сталинской постройки Костромиров отыскал быстро — он знал эти дома: в них, расположенных в относительной близости от МГУ, издавна селили университетских преподавателей. Лифт не работал, поэтому Горислав взбежал на пятый этаж и позвонил в дверь квартиры Щербинского. Подождал минуту и позвонил снова — тотже результат, вернее, никакого результата. Что такое? Он хотел было постучать в дверь, но, тронув ее рукой, понята, что она не заперта. Пестуя в душе дурные предчувствия, Костромиров с опаской вошел в квартиру; огляделся вокруг — никого. «Руслан Соломонович! — тихонько позвал он. — Вы дома? Это я, Горислав… Где вы?» Ответом ему было молчание.
4
Страшно сказать (лат.).
Знаменитая библиотека Щербинского начиналась уже в холле — одну из стен полностью занимал стеллаж, с полок которого мерцали тусклой позолотой корешки сочинений известных и давно позабытых юристов — как российских, так и зарубежных. Дверь в первую из комнат (судя по всему, в хозяйский кабинет) была распахнута, и Костромиров мог видеть, что и там большую часть полезной площади занимали массивные шкафы с антикварными изданиями. В самом центре кабинета стояла узкая круглая тумба или конторка, вроде усеченной колонны, на которой, надежно укрытая стеклянным колпаком, на специальной сафьяновой подушечке возлежала одна-единственная книга в шелковом марокеновом переплете, размером в небольшую восьмушку. У Горислава захолонуло сердце — неужели это она?! Неужели та самая величайшая библиографическая редкость, заполучить которую было его давнишней мечтой. Ноги буквально сами внесли его в комнату, и он, склонившись над конторкой, с замиранием сердца прочел едва различимое заглавие: «В. И. Даль. Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их. Напечатана по приказанию г. Министра Внутренних Дел. 1844». Феерично!
Костромиров на минуту даже забыл о цели своего визита и неведомо куда запропастившемся хозяине квартиры, созерцая вожделенный раритет и припоминая те скудные факты и обильные домыслы, что были известны об этой полумифической книге, в само существование которой мало кто из библиофилов по-настоящему верил. Считалось, что она написана Владимиром Ивановичем Далем по личному поручению тогдашнего министра графа Перовского на основании изучения документов министерства внутренних дел и была отпечатана в количестве десяти только экземпляров, предназначавшихся для служебного пользования немногих высших чиновников. Уже спустя несколько лет, к середине XIX столетия, девять из десяти экземпляров книги загадочным образом бесследно исчезли, а единственный оставшийся — чудом уцелел в хранилище Чертковской библиотеки в Москве.
Но и судьба этого, последнего, экземпляра походила на авантюрный роман. Управляющий Чертковской библиотекой, известный издатель «Русского Архива» Петр Иванович Бартенев (которому книга и была подарена самим В. И. Далем), в 1869 году вздумал перепечатать сие сочинение и передал было в типографию Мамонтова. Едва, однако, приступили к набору и разрезали для того книгу на части, как той же ночью один из наборщиков непостижимым образом сумел проникнуть в запертое и охраняемое помещение, рассыпал весь набранный шрифт, находившиеся там же несколько листов сочинения Даля хапнул и канул в неизвестность. Учитывая, что все усилия полиции по поимке злодея оказались напрасными, штук десять недостающих листов оригинала пришлось заменить рукописными копиями. Продолжать печатание Бартенев побоялся и, от греха подальше, вновь запрятал книгу в хранилище. Из библиотеки ее вроде бы вновь пытались раза два выкрасть либо умыкнуть весьма хитроумными и даже остроумными способами; потом, в начале двадцатого уже века, она якобы была куплена у Бартенева одним известным московским библиофилом, затем…
Размышления Костромирова были неожиданно прерваны каким-то неясным звуком — не то кашлем, не то хрипением, донесшимся слева от него, из-за двери, ведущей, по всей видимости, в гостиную. Очнувшись от задумчивости и более уже не медля, ученый тотчас поспешил на этот звук.
Поначалу, пройдя в комнату, он никого там не обнаружил. Обыкновенная гостиная, только, разумеется, значительная ее часть была занята неизменными книжными стеллажами, что и понятно. Но тут внимание его привлекло то обстоятельство, что книжные полки, занимающие самый дальний угол, наполовину пусты; обогнув круглый обеденный стол, он обнаружил, что книги горой валяются на паркетном полу, а самое главное — из под этой горы торчат две худые как палки человеческие ноги в полосатых пижамных штанах; правая нога была боса, а на левой надет домашний шлепанец; при этом обутая нога мелко подрагивала, а босая скребла по полу. Он немедленно кинулся на помощь заживо погребенному, расшвырял книжный завал, и его взору открылась сухонькая фигурка доктора Щербинского.