Искатель. 2013. Выпуск №1
Шрифт:
Может быть…
Фанни сегодня не работала, Томера тоже не было. Незнакомая Игорю медсестра кормила отца ужином, смотреть на это было невыносимо, и Игорь отступил в коридор.
— Простите, — произнес за его спиной женский голос, и Игорь обернулся. С Мирьям, главным врачом отделения, он разговаривал, когда отцу назначили лечение — то, что здесь называли лечением и что на деле было попыткой как можно на больший срок отодвинуть неизбежное.
— Вы сын Володимера? Я слышала, вас заинтересовали работы Тами.
— Да, они поразительны. Вязать нитками фракталы, причем точно подбирать цвета… Она слепая, мне сказали.
— От рождения.
— У нее живой взгляд! — вырвалось у Игоря.
— Фракталы, — повторила доктор Мирьям. — Вязаные фигуры имеют какое-то название?
— Я вам покажу, — заторопился Игорь. — У меня с собой…
Он захватил из дома единственный оказавшийся в его библиотеке журнал с цветными изображениями фракталов — «Scientific American» трехлетней давности со статьей о Мандельброте. Открыл на нужной странице, протянул журнал Мирьям и с удовлетворением увидел, как изменился ее взгляд — из холодно-отстраненного («Вам не следовало там находиться») превратился в изумленно-изучающий («Красиво, но у Тами получается не хуже»).
— У Тами получается не хуже, — медленно произнесла Мирьям. — Это… какая-то математика?
— Математика простая, но очень трудно было догадаться, что такие формулы существуют.
— Формулы?
— Эти кривые, фракталы… Кажется, что на каждом рисунке их много, но на самом деле это одна фигура, повторяющая себя, уходящая в себя, выходящая из себя. И каждый фрактал описывается одной формулой. Часто очень простой. Я никогда не видел… не подозревал, что…
Он не смог заставить себя выговорить слово.
— Аутист, — подсказала Мирьям. — Вы представляли аутизм по «Человеку дождя». Все представляют.
— Не только…
— Тами почти невозможно отвлечь от ее занятия, — задумчиво произнесла Мирьям, перелистав страницы журнала и вернувшись к картинке в начале статьи. — Если вовремя не подать ей мотки ниток, Тами приходит в возбуждение, начинает кричать.
— Что?
— Ничего определенного. Не слова, если вы подумали… Просто кричит и плачет, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку.
— Для нее это…
— Не игрушка, конечно. Гораздо серьезнее.
— Она… С ней можно поговорить?
Мирьям посмотрела ему в глаза, и Игорь не стал отводить взгляд.
— Зачем?
— Она… — Он заговорил быстро, как в детстве, когда очень стеснялся взрослых и выпаливал слова, будто из пулемета, чтобы быстрее высказаться и чтобы его оставили наконец в покое. — Она… светлая. Вы понимаете, что я хочу сказать… Будто солнечный свет, когда смотришь в ее глаза… И это вязанье… В мыслях ее происходит что-то невероятно сложное и в то же время простое. Если можно посидеть рядом, посмотреть, как она это делает, понять…
— Тами не рекомендованы контакты с незнакомыми ей людьми.
— Она часами сидит в холле с вязаньем, и кто угодно может…
— Нет. Одна — никогда. За ней постоянно присматривают. Так, чтобы не попадаться на глаза. Когда вы вчера к ней подошли, это, конечно, было зафиксировано, и вас попросили бы удалиться, если бы вы не ушли сами. Давайте так: попробуйте заговорить с ней, но психолог будет рядом, и вы немедленно уйдете, как только вам подадут знак. Договорились?
— У меня есть другой вариант?
— Нет, — улыбнулась Мирьям. — Я побуду с вами сама.
Когда Томер привел Тами, усадил в кресло у окна и удалился, солнце уже зашло и за окном быстро сгущалась тьма. Горела только одна лампа — бра на стене, противоположной окну, — и глаза женщины, не отражавшие солнечного света, показались Игорю уставшими и смотревшими в себя. Так смотрят слепые, так сейчас смотрела и Тами, отчего на ее лице возникло выражение отчужденности. Пальцы перебирали спицы, совершали точные движения, в нужный момент Тами меняла клубки ниток, Игорь подумал, что она и в полной темноте могла бы продолжать работу, с такой же уверенностью отыскивая нитки нужного ей цвета. Вероятно, Тами различала не цвета, а неуловимые для обычного человека тактильные свойства ниток. Красные на ощупь отличались от зеленых. У слепых прекрасно развито осязание, этим все объясняется. Конечно, этим, убедил себя Игорь, но как, оказывается, легко даже ему, физику, предположить сверхъестественные способности там, где на самом деле…
У окна стоял пластиковый стул, Игорь, стараясь не шуметь, поставил его перед креслом Тами. Осторожно сел, не сводя взгляда с ее лица и стараясь уловить малейшие изменения. Почувствовала она присутствие постороннего?
— У вас очень красивые работы, — сказал он. Она не могла его не услышать, но пальцы ни на миг не остановились. Рождался очередной фрактал, веретенообразная красота. Игорь уже понимал, в каком направлении будут двигаться пальцы Тами, чтобы довершить начатое. Куда пойдет красная линия, куда — желтая, куда — синяя, которую на пересечении с красной прервет зеленая, чтобы изогнуться через полсантиметра и завершить фигуру классического мандельбротовского фрактала, изображенного в его книге тысяча девятьсот восемьдесят второго года.
Игорю показалось, что взгляд Тами скользнул по его лицу, задержался на подбородке, а потом она стала внимательно разглядывать его рубашку — таким, во всяком случае, было впечатление. Он понимал, что впечатление обманчиво, но не мог отделаться от мысли, что Тами, чьи руки, похоже, работали независимо от сознания, изучала его слепыми глазами и видела то, что он, возможно, скрывал от себя.
— Очень красиво. Такая уверенная линия, насыщенный цвет.
Показалось ему или во взгляде Тами мелькнуло понимание?
Даже если показалось, нужно было закрепить впечатление, и Игорь продолжал размеренным тоном, рефлекторно повторяя интонации механического голоса, будто это могло упростить понимание сказанного:
— Вы знаете, что ваше вязанье не просто красиво? Эти фигуры называются фракталами и описываются математическими формулами.
Никакого изменения в ритме работы пальцев. Красная линия уперлась в желтую, и, если бы Тами видела, она должна была сейчас положить на место красный моток и взять голубой, чтобы продолжить завиток.