Искатель. 2014. Выпуск №3
Шрифт:
Мы сидели как получившие по голове кирпичом. Это что, опять рискнем всем? Конечно!
— Ну, профессор, ты вообще! До телепортации додумался?
Вы, на хрен, что там пьете? — Голос из динамиков был хриплым и приглушенным. — Развалим корабль, к лешему!
Мы, улыбаясь, слушали капитанские эпитеты относительно нашего тут существования и уминали принесенную Надин картошку.
— Тот не знает наслажденья, кто картошки не едал, — запел Сашка.
— Ты откуда эту песню
— У нас на зоне ее все пели. Душевная песня.
Что-то весело всем стало. Лагуна покоя, стало быть…
Вернулся Шевеловский. Посмотрел на нас поверх очков.
— Договорился! Готовьтесь! До Барьера должны успеть! Ваша задача — думать об усилении внешнего поля! Только об этом! Думать изо всех сил! И на этот раз капитан даст задний ход. Это должно облегчить нам нагрузку.
Не знаю, как другие, но у меня внутри было неспокойно. Я уже ничего не понимал. Может, мысль и материальна, и даже энергетична, но двигать многотонный межзвездный корабль!
Мы встали в круг. На этом настоял профессор. Для лучшего сосредоточения.
Санька взял за руку Надин, но та вырвалась и встала подальше от него, то есть напротив. На Саньку она старалась не смотреть. Он вызывал у симпатичной стюардессы только раздражение. Лупя с набитым картошкой ртом ухватился за Шевеловского. Вторую руку протянул коллеге по азартным играм, и тому пришлось ее принять. Я оказался между Надин и Бингером.
— Совсем с катушек съехали! Хороводим, блин! — недовольно пробурчал обиженный Санька.
Корабль затрясся.
— Думайте! Даю задний ход! Пропади всё! — зашелестел динамик.
— Все думаем! — твердо приказал профессор.
Кругом потемнело. Тени заплясали на потолке, стенах. Несколько больших, неуклюжих, с чем-то похожими на хоботы руками оказались совсем рядом. Казалось, я чувствовал их липкие прикосновения. Они верещали и скрипели, иногда срывались на тонкий писк… и вдруг резко замолкали. Затем начиналось все сначала…
— Закройте глаза! — кричал Шевеловский. — Они не должны вас отвлекать! Думаем!
Ничего не происходит. Ничего. Неужели опять все напрасно?
Вдруг словно звуковая волна огромной мощности ударила по нашему кругу, качнув его. Бингер чуть не упал, но мы с Санькой крепко держали его.
Корабль погрузился во тьму. Только визг, щемящий сердце, раздается со всех сторон. И вдруг яркий свет, такой, что заслезились глаза. Снова тьма. Свет. Тьма. Пульсация не прекращалась ни на минуту.
Я иногда открывал глаза. Черные тени плясали вокруг нас, создав свой хоровод.
Внезапно все исчезло. Стало тихо. Освещение салона стало таким,
— Мы летим назад! Слышите? Мы летим назад! — В голосе капитана мне почудились всхлипывания. — У нас получилось! Домой!
— Вырвались! — произнес Санька.
Круг распался. Все бросились к иллюминаторам и прильнули к холодным стеклам.
— Смотрите, 3469-й рейс! Он же пролетел! Я точно помню! — кричу я, обескураженный увиденным. — Что происходит? Профессор!
— Все нормально, Иван! Все нормально! Мы летим быстрее света!
Шевеловский схватил блокнот. Стал делать исправления в бесчисленных формулах.
— Нам довелось увидеть то, что было. Это не реальный корабль. Это его фантом. Его отражение в движении. Сам корабль пролетел и продолжает отдаляться от нас, — профессор облегченно вздохнул. — Теория Эйнштейна верна, но нуждается в значительных дополнениях!
За стеклом мелькают борта межзвездных лайнеров. Один за другим. Снова и снова. Мистическая круговерть повернутого вспять времени.
— Оп-па! 2977-й! Помните? Я тогда чифир соорудил знатный. У Бингера чуть сердце не остановилось.
— А этот? 2860-й! Надин испекла торт. Хотела нас порадовать. Он лет двести не кончался. Мы потом на него смотреть не могли. — Мне безумно радостно! Хочется кричать! Мы летим домой!
Все вдруг в едином порыве бросились обнимать друг друга.
— Профессор! — орал Санька. — Я для вас столько денег украду, что до старости хватит!
— Вы гений, профессор! — голосил Бингер и не переставая лез к Шевеловскому.
Лупя прилип к иллюминатору, крепко обхватив раму руками. По его небритым щекам текли слезы.
Надин в эти мгновения стала еще красивее. Она тоже плакала, вытирая слезы белоснежным рукавом, но сквозь слезы прорывалась улыбка бесконечно искренней радости.
Мы понимаем, что все страдания позади, что теперь нас ждет новая старая жизнь. Как же мы соскучились по лесам, морям, кинотеатрам, интернету, ветру, людям…
Глаз успевает фиксировать тающие за бортом рейсы 1347, 1251, 1167…
Неожиданно снова просыпаются динамики:
— Через десять минут будем дома! Как же я вас всех люблю! С меня лучшее французское!
— 800-й! Короновали Карла Великого! — Бингер аплодирует то ли себе, помнящему, наверное, только этот год и это событие, то ли Карлу.
Я описываю самые радостные минуты в своей жизни. Райтер мокрый от слез; Мне трудно соображать, на мне повис Бингер, орет что-то под ухо. Санька душит своими ручищами. Тоже плачет, но отворачивается, чтобы его не видели таким сентиментальным.