Искатели потерянного ковчега. Индиана Джонс и последний крестовый поход
Шрифт:
— Поворачивай. Мы едем в Берлин.
Указав направо, Инди возразил:
— Но Броди там, папа.
— А мой дневник здесь, — Генри ткнул пальцем налево.
— Нам он больше не нужен.
— Ошибаешься. Ты не все нужные страницы вырвал, Малыш. — Он с вызовом посмотрел на Инди.
— Хорошо. Послушаем, что же там осталось.
— Человек, который найдет святой Грааль, столкнется с тремя смертельными опасностями.
— Ты хочешь сказать, там полно ловушек?
— Восемь лет назад в одной из книг, в «Хронике святого Ансельма», я обнаружил ключ к тайнам этих ловушек.
— И ты, что же, не помнишь, что там было написано?
— Зачем мне было что-то запоминать, если я все записал в дневник?
Инди услышал шум и выглянул на дорогу. Мимо, в направлении Будапешта, пронеслись два немецких мотоцикла.
— Все гестапо и половина вермахта заняты нашими поисками, а ты хочешь сам полезть в их логово.
— Меня волнует только святой Грааль.
— А как же Маркус?
— Маркус меня поймет, в этом я не сомневаюсь.
Инди хмыкнул. Эту песню он слышал уже раз сто — в зубах навязло.
— Эх вы, теоретики. Вами движет одно тщеславие.
Щеку Инди обожгла пощечина. Удар был несильный, но Инди обомлел. Он же пошутил, а отец обиделся. Дотронувшись до щеки, он хмуро посмотрел на Генри.
— Не кощунствуй, — отрезал тот. — Ты же читал «Парсифаля», неужели все забыл? А Рихард Вагнер и
Вольфрам фон Эшенбах, они что, ничему тебя не научили? В руках рыцаря сэра Парсифаля святой Грааль — священный талисман, источник благодати. Но в руках злобного Клингсора — это орудие черной магии, источник зла.
С презрением глядя на сына, он покачал головой:
— Поиски чаши — это не археология. Это крестовый поход против зла. Если Грааль заставят служить фашизму, темные силы сметут жизнь с лица земли. Ты хоть понимаешь это?
Миф и реальность сплелись в жизни его отца и стали неразделимы. Он жил этим мифом.
— Я никогда не понимал твоей одержимости Граалем, и мама тоже.
Упоминание о матери было вызовом, и впервые за тридцать лет отец ответил:
— Ошибаешься. Она понимала и именно поэтому скрывала свою болезнь от меня, пока я уже ничем не мог ей помочь. Мне осталось только оплакивать ее.
Их глаза встретились, и Инди понял, что отец признал его взрослым человеком, достойным доверия. Наконец-то он не ушел от разговора о матери, объяснил свои чувства и даже признал вину. Общая боль примирила их.
Он обнял отца за плечи:
— Ладно. Едем в Берлин, папа.
Глава пятнадцатая
БЕРЛИНСКИЙ ФЕЙЕРВЕРК
Огромная толпа, собравшаяся на площади, гудела как пчелиный рой. Возбуждение, охватившее людей, граничило С безумием. Они что-то выкрикивали, размахивая флагами и штандартами с изображением свастики. В центре сборища полыхал гигантский костер — горели книги. В основном это была классика, которую фашистские лидеры с высоты их идеологии считали непатриотичной или клеветнической.
Инди быстрым шагом направлялся к площади, застегивая на себе немецкую гимнастерку, которая болталась на нем, как на вешалке. Однако другую достать не удалось.
Проезжая по Берлину на мотоцикле, они с отцом наткнулись на одного немецкого солдата, видимо, отставшего от своего подразделения. Генри сделал вид, что ему плохо. Он упал на тротуар в нескольких шагах от фашиста и не шевелился. Солдат наклонился, желая узнать, что случилось. Подбежавший Инди, изобразив отчаяние, попросил его помочь перенести отца в более спокойное место. Когда они затащили его за угол, Инди сначала ударил незадачливого фашиста по голове, а потом раздел.
Генри, по-прежнему в штатском, торопливо шагал рядом с сыном, глазея по сторонам.
— Мальчик мой, я чувствуя себя пилигримом в нечестивой стране.
— Да, как ужасно, что это реальность, а не просто какой-нибудь боевик. — И он кивнул в сторону человека с камерой, снимающего на пленку то, что происходило на площади.
Неожиданно Инди резко остановился.
— Что случилось? — спросил Генри.
Он проследил взгляд сына и увидел, что тот не отрываясь смотрит на возвышающуюся перед ними трибуну. На ней стояли руководители Третьего Рейха, которые царственно озирали своих подданных. И среди них два знакомых лица — Гитлер и… Эльза Шнайдер.
— Боже мой, — скривился Генри и покачал головой. — По правую руку от самого дьявола. Теперь ты веришь, что она фашистка?
Инди не ответил. Он стал пробираться сквозь толпу поближе к трибуне. Генри следовал за ним словно тень.
Рядом с кинооператором стояла женщина, которая руководила съемками Гитлера и верховного командования. Инди решил, что это режиссер, так как она непрестанно размахивала руками и выкрикивала что-то, стараясь привлечь внимание фюрера. Но вокруг было столько шума и гама, что это ей удавалось с трудом.
— Пожалуйста, один шаг вперед, мой фюрер, — сказала она по-немецки.
Гитлер сделал шаг назад.
— Хорошо. Прекрасно. А теперь, все остальные, пожалуйста, шаг назад.
Все шагнули вперед и полностью скрыли от нее Гитлера.
Режиссер вскинула вверх руки и запричитала:
— Пожалуйста, прошу Вас, вы совсем закрыли фюрера.
Инди рассмеялся:
— Кажется, я лучше понимаю немецкий, чем верховное командование Рейха, — заметил он, повернувшись к Генри.
В детстве отец настоял на том, чтобы еще до того, как ему исполнится восемнадцать, он выучил несколько иностранных языков. Как недоволен он был тогда, и как благодарен сейчас.
— Это твоя заслуга, — счел нужным добавить он, легонько подтолкнув отца локтем.
Генри фыркнул.
— Неужели я дожил до этого? Мой сын благодарит меня. Он слушается меня.
Инди рассмеялся.
Люди начали расходиться. Инди с трудом пробился сквозь толпу фашистов с факелами в руках. Эти фанатики вызывали у него отвращение, но внешне это никак не проявлялось, он был так же спокоен и равнодушен, как всегда. Инди обошел трибуну, потолкался среди офицеров, рассаживающихся по своим служебным автомобилям, и наконец вдалеке заметил Эльзу. Она шла одна, ее густые волосы золотым дождем падали на плечи.