Искатели потерянного ковчега. Индиана Джонс и последний крестовый поход
Шрифт:
Он отъехал от ущелья и наконец вдалеке заметил танк, который двигался как-то странно — на полной скорости машина направлялась в сторону глубокой расселины, до которой было уже рукой подать. Инди нигде не бы-лц видно.
Салла пришпорил коня и, поравнявшись с танком, наверху увидел Броди.
— Прыгай! — заорал он. — Прыгай, быстро!
Броди услыхал крик Саллы и, повернув голову, только тут понял, куда несется танк. Он спустился вниз и, отдав себя в руки провидения, прыгнул, ухватил Саллу за шею, чуть не потерял равновесие, но все же удержался в седле. Салла обернулся и крикнул ему:
— Держись, Маркус!
— Они с другой стороны, — закричал Броди, — с другой стороны танка.
Инди и Фогель по-прежнему барахтались, запутавшись в цепи. Ни тот ни другой не мог освободиться, и если бы кто-то из них умудрился сбросить противника с танка, то неизбежно последовал бы за ним сам.
Внезапно Инди увидел быстро приближающуюся расселину. Какой дурак управляет танком?
Он с силой принялся срывать с груди цепь, а Фогель, также заметивший опасность, попытался спрыгнуть с танка. Однако тут, к удивлению Инди, откуда-то появился его отец и схватил Фогеля за ногу.
Фогель обернулся и, выдернув ногу, ударил Генри в лицо, отбросив его прямо на гусеницу. Инди увидел, как отца поволокло вперед, под танк; не раздумывая, он тут же выхватил из-за пояса хлыст и обвил им щиколотку Генри, когда тот был уже почти у самого края. Затем Инди принялся скручивать хлыст, медленно подтягивая к себе отца — подальше от края, подальше от смерти.
Салла осадил лошадь рядом с танком.
— Инди, спрыгивай, быстро!
Инди поднял голову.
— Держи, — сказал он и передал Салле кнут. Салла схватил его и потянул на себя, Генри свалился с гусеницы и покатился по песку. Салла уже собирался слезть с лошади и помочь ему встать, как внезапно увидел, что Инди и Фогель, по-прежнему скрепленные цепью, бегут к заднему краю танка. Они прыгнули одновременно, и все бы обошлось, если бы конец цепи не закрутился вокруг какого-то выступа на железной поверхности.
Обоих поволокло вслед за танком к скале, где начиналась расселина.
— Инди, Инди! — кричал вслед Салла.
Скользя по песку, Инди напрягал все силы, чтобы выпутаться из проклятой цепи, которая обвивала теперь его ноги. Он расстегнул брюки и спустил сначала с бедер, затем сбросил их с колен. Он напоминал себе циркового артиста, собирающегося продемонстрировать публике смертельный номер.
Рядом с ним отчаянно сражался с цепью Фогель, тщетно пытаясь освободиться.
Инди почти сбросил брюки, когда танк врезался в скалу, встал на дыбы и через секунду с грохотом рухнул в бездонную пропасть.
Эльза увидела клубы черного дыма, вырывающиеся из расселины. Она опустила бинокль и приказала шоферу завести мотор «седана».
— С танком покончено, — сказала она Доновану, — и со всеми покончено.
— А Фогель?
— Что — Фогель, господин Донован?
Ее голос звучал сухо и жестко. Противоречия, раздумья, эмоции — все осталось позади, сейчас ее занимал только Грааль. Инди не мог остаться в живых, да если бы и остался, что с того? Что это могло изменить?
Ничего.
Донован кивнул и сел в машину рядом с Эльзой.
— По-видимому, это судьба, чтобы мы с тобой отыскали чашу Грааля.
Эльза промолчала, глядя вперед на волны жара, поднимающиеся от раскаленного песка. Мертв. Инди, мертв. Ничего не осталось, кроме Грааля.
— Позаботься, чтобы грузовики с оборудованием были готовы, — наконец произнесла она. — У нас будет много работы.
Глотая слезы, Генри смотрел вниз на языки пламени; пожирающие танк. Он был вымотан, избит, покрыт синяками и ссадинами, но какое это имело теперь значение. Он потерял своего единственного сына, причем потерял его именно тогда, когда решил наконец исправить причиненное им зло и покончить с недоразумениями и взаимными обидами, не один год отравлявшими им жизнь.
— Я должен спуститься туда, — сказал Салла. — Он мой друг. — И направился к скале. Броди схватил его за Руку.
— Бесполезно, Салла. — Но тот вырвался из руки Броди, потом упал на колени и спрятал лицо в ладонях. Генри молча переводил взгляд с Броди на Саллу. Чем он мог им помочь, если не знал, как самому справиться с горем.
Стараясь его утешить, Броди ласково обхватил Генри за плечи. Глаза Генри вновь наполнились слезами. А я? Я никогда его даже не обнял, с отчаянием подумал он. Никогда не сказал ему, как я его люблю.
Три фигуры, как три изваяния, горестно застыли на краю пропасти под палящими лучами солнца.
Словно в тумане, пошатываясь, Инди вышел из-за скалы. В руках он держал брюки, разодранные от талии и до самого низа. Какие-то лохмотья болтались на его щиколотках. Он подошел к остальным и тоже стал смотреть на разбившийся танк, потом, присвистнув, спокойно произнес:
— Еле выкрутился на этот раз.
Все обернулись.
— Малыш! — воскликнул Генри, прижимая сына к себе. — Я боялся, что я тебя потерял. — И он принялся что-то лепетать об отцовской любви.
До Инди не сразу дошло, что отец, его отец, обнимает его, говорит, что любит. Это было что-то новое, о чем он всегда мечтал, но никогда не имел.
Он тоже бросился обнимать отца, словно маленький мальчик, и шептал в ответ:
— Я тоже думал, что потерял тебя.
Броди был явно растроган этой бурной сценой. Салла стоял, гысоко подняв брови, и наконец произнес:
— Малыш? А почему Малыш?
Инди скривился. Сейчас ему совсем не хотелось обсуждать этот вопрос. Он отступил на шаг и сделал вид, что надевает брюки, вернее, то, что от них осталось.
Салле ответил Генри:
— Его зовут Генри Джонс младший, отсюда — Малыш.
— Мне больше нравится Индиана, — заметил Инди.
— Индианой мы назвали собаку, — возразил Генри, — а тебя — Генри Джонс младший.
Броди улыбнулся, а Салла расхохотался.
Даже Инди не смог сдержать улыбки.
— Я так любил этого пса.
Все засмеялись еще громче.
Глава двадцатая
ПО СЛЕДУ СВЯТОГО ГРААЛЯ
Вокруг возвышались только голые скалы, опаленные солнцем. Чтобы как-то успокоиться и подавить гнев, Эльза на секунду прикрыла глаза. Она легко переносила любую жару, выносить Донована было куда труднее. Ей не раз приходилось сталкиваться с наглыми, самоуверенными мужчинами, но Донован среди них был самым противным. Даже фюрер, несмотря на все свои причуды и странности, признавал, что она неглупа.