Искатели приключений
Шрифт:
— Стой! — вскинул ствол Нефедьев. — Убери нож.
Просьба милиционера лишь рассмешила взмокшего «капитана», он презрительно сплюнул и сделал навстречу еще шаг:
— Пропусти меня…
Сержант работал в милиции без году неделя, и ему еще не доводилось пускать в ход оружие, обрывая тем самым жизнь какого бы то ни было, но все же человека. В лице его отобразилась нерешительность, прочитав которую, «капитан» скривил губы.
— Давай разойдемся. Ты меня не видел, я тебя.
— Нет, — пробормотал Нефедьев, автомат в его руках задрожал. Он вдруг со всей ясностью почувствовал, что не сможет выстрелить в человека.
— Подумай, тебе бабки нужны? Будут тебе бабки!
«Капитан» полез в карман, вытащив веер купюр и бросил на зелень в палисаднике.
— Здесь много… Тебе хватит.
Нефедьев скосил глаза на газон, облизнул губы и прошептал:
— Назад.
Гадко ухмыльнувшись, длинный сделал неожиданный выпад, лезвие полоснуло по рубашке сержанта. Гулко застучало сердце. Впоследствии Нефедьев, не блиставший в учебном центре знаниями боевых приемов, не мог объяснить, как все ловко получилось. Захватив волосатую кисть, сжимавшую нож, он ушел от тычка боком и, пользуясь инерцией теряющего равновесие «капитана», помог ему залечь мордой в грядку с садовыми цветами. Оброненный автомат валялся у проволочного ограждения палисадника. Вдавив колено во вздрагивающую спину злодея, Нефедьев скрутил его потные руки, достал из-за портупеи блестящие наручники и защелкнул их на запястьях.
«Капитан» тяжело дышал, точно загнанная лошадь. Поставив его на ноги, сержант подобрал оружие, и только теперь почувствовав жжение в боку, коснулся ладонью набрякшей кровью рубашки. Задержанный косил за его движениями, злобно буравя глазами.
Подняв брошенную папку, Нефедьев отконвоировал его к машине, силой затолкал на заднее сиденье.
— Ты ранен, что ли? — подвернулся к нему Прохоров.
— А, фигня, заживет, — отмахнулся он, вытащил рацию и, отжал кнопку передачи. — «Диксон, двадцатому». Машина задержана.
— А люди? Те кто в ней был?
— Одного поймали.
— Молодцы! — одобрил дежурный. — Давайте в райотдел.
Тяжелой поступью Александр Петрович Крюков — грузный, приземистый сорокапятилетний полковник милиции, поднимался по пропахшей кошками и плесенью лестнице на четвертый этаж. На площадке он успокоил сердцебиение, в который раз поклялся бросить курить, и вошел в квартиру, где работала оперативно-следственная группа.
Из коридора бросились в глаза высокие потолки, каких не встретишь в недавно отстроенных домах, пусть их и называют улучшенной планировкой; хрустальная люстра в зале с каскадами свисающих ограненных шариков, от которых по стенам и выбеленному потолку были разбросаны яркие солнечные пятна. Стены в темных обоях, увешанные картинами в позолоченных благородных рамках и вовсе без рамок, тут же висели совсем небольшие гравюры; на тумбе из темного дерева стояла ваза необычно красивой работы, расписанная причудливым узором. Возле дивана стояла не менее раритетная тумбочка с телефонным аппаратом, какие были в ходу в начале минувшего века. Напротив входа всю ширину стены занимал мебельный гарнитур, чьи полки плотно заставлены книгами, толстыми альбомами и энциклопедиями; другую стену, с дверью в смежную комнату, покрывало вытканное шерстяное полотно с портретом царя Николая. Бывший самодержец в военном мундире, изображенный в полный рост, с грустью глядел со стены на работающую в поте лица оперативную группу.
У полковника возникло мимолетное ощущение, что он попал не в жилую квартиру, а в музей, но впечатление это немедленно исчезло, едва он заглянул в соседнюю комнату, где врач возилась со стариком с перебинтованной головой.
Полковник обошел бурое, подсохшее пятно на ковре, несомненно кровь, кивком поздоровался с экспертом, наносившим магнитной кисточкой порошок на полированную дверцу секретера.
— Есть отпечатки? — деловито осведомился он.
— Так точно, — оторвался от работы криминалист. — Работали нагло, без перчаток.
Александр Петрович прошел к понятым, наблюдавшим за следователем, производившим осмотр.
— Это вы нам позвонили? — спросил тучную пенсионерку в выцветшем бесформенном платье до пят, стоявшую возле двери.
— Я, — она внимательно посмотрела из-под очков.
— А как же вы догадались, что это были преступники, а не наши сотрудники?..
— Милок… — покачала она головой с обвисшими буклями пепельных волос. — Я не первый день на белом свете, чай, живу. Да где ж это видано, чтобы у милиционера все руки в наколках были?
Полковник поджал губы. В логике бабушке, пожалуй, не откажешь.
— Да и тот, второй… который двери закрывал, очень уж озирался на лестнице. Будто боялся чего…
Врач с металлическим саквояжиком уже покидала комнату.
— Вы потерпевшего не забираете? — задал ей вопрос полковник Крюков.
Она смерила его быстрым взглядом с ног до головы.
— Ничего серьезного я не нахожу. Возможно, есть сотрясение головного мозга, но диагноз со слов не поставишь, нужно обследование, а дед отказывается ехать в стационар.
Потеснившись, полковник дал ей пройти.
Обстановка смежной комнаты была гораздо беднее зала. Задернутое тюлевой шторой окно, стол, на котором стоял компьютер, плательный шкаф, целый иконостас-божничек в «красном углу», инвалидное кресло возле разложенного дивана, где, привалившись спиной к подушкам, сидела худенькая девушка не старше лет восемнадцати, с бледным болезненным лицом человека, давно не бывавшего на свежем воздухе.
На стуле с резной выгнутой спинкой, наподобие тех, что разыскивал в поисках бриллиантов небезызвестный герой Ильфа и Петрова, сидел коллекционер антиквариата и, морщась, ощупывал шероховатость опоясавших седую голову бинтов.
Полковник деликатно кашлянул, обращая на себя внимание.
— Что у вас похищено?
— Вы знаете… — на высокой ноте начал Меркурьев. — Как это звучит не странно, но ничего ценного.
— То есть?.. Не успели?
— Не могу судить, — виновато улыбнулся старик, вновь трогая перевязку. — Я неосмотрительно повернулся к ним спиной, хотел переодеться. Не в домашнем, знаете ли, ехать в милицию… Они же представились вашими сотрудниками… Тут меня чем-то по затылку и огрели.
— Но… на первый взгляд, чего не хватает на месте?
— Да почему на первый?.. Я точно вам скажу, что грабители унесли. В стенке, у меня там нечто вроде архива… знаете, некоторые бумаги выбрасывать жалко, вот и храню до поры… так вот, там хранилась папочка…
— Документы?
— Можно сказать и так… Но, я повторюсь, ценности они из себя никакой не представляют. Разве что для меня, как память об отце.
Он поднял глаза на стену, на пожелтевшую от времени фотографию, заправленную в рамочку и под стекло. На ней был запечатлен морской офицер в облегающем плотную фигуру парадном кителе, пышные черные усы его лихо закручены, левая рука покоилась на рукояти кортика.