Искатели счастья
Шрифт:
– Милости просим в наши дебри, - кивнул я.
Еще мы развивали новое учение, которое должно было лечь в основу Всемирного общественно-политического движения «Искатели счастья». Почему-то многие принципы и приёмы борьбы мы решили позаимствовать у коммунистов. Например, «мы наш, мы новый мир построим», «экспроприация экспроприаторов» («грабь награбленное») и так далее. Последний призыв Олег предложил реализовать прямо здесь, на поле. Он мне объяснил, что в сельпо видел объявление о закупке картофеля у частных лиц. Договорился с продавщицей Катькой принять у него «товар» ночью и заплатить
Две ближайшие ночи мы с Олегом грузили мешки с картофелем в самосвал и отвозили в магазин. Экспроприация принесла нам немалую прибыль и уважение преподавательского состава. Олег объяснил, что теперь у нас есть первичный капитал для некоторых затратных мероприятий. Как только вернемся в город, приступим к их реализации.
Наш комсомолец со старостой каким-то образом прознали о нашем бизнесе и тоже решили попробовать заработать. Но, видимо, их цели оказались настолько низменными, что повязали конкурентов на первой же ходке: у ворот магазина их ожидал председатель колхоза с милиционером. Чего им стоило уговорить начальство не сажать их в тюрьму - этого никто не узнает. Только с той ночи стали они тише воды и ниже травы. И работали по-ударному.
– Только высокая общественно-политическая цель может оправдать сомнительные коммунистические средства, - подвел итог ночным событиям Олег.
– Слушай, а если бы нас повязали?
– спросил я.
– По этому поводу нам с тобой беспокоиться не стоит, - сказал Олег.
– На территории нашей губернии мы с тобой в полной безопасности. Мой отец - большая партийная шишка.
– Так почему же ты ползаешь вместе со всеми по земле? Мог бы в Сочи загорать.
– Теоретически мог бы, - кивнул он большой головой.
– Но практические шаги по поиску всенародного счастья не позволяют мне идти блатным, проторенным путём. По этой же причине я и в армии побывал.
– Ну и каково жить под одной крышей с партийным бонзой?
– Знаешь, Юрка, что мне батя сказал в день моего совершеннолетия, - сказал Олег, переходя на шепот, - когда мы с ним впервые серьёзно нашлёпались?
– Ну и?..
– Он сказал: «Ленин - жулик и сволочь!» Я ему: «Бать, а ты не того? Не перегибаешь?» - «Нет, - сказал он, - скорей, недогибаю!» - и дал мне почитать кое-что из закрытой информации для служебного пользования. О том, кто оплачивал революцию и для каких целей. Вот так я и стал циником. В широком смысле этого слова.
Разговор этот происходил на нарах в бараке под плеск коньяка и бутерброды с тушенкой. Вокруг комсомольцы пробовали плодово-ягодное «за рупь-тридцать» и резались в «дурака». Нас увезли из нашего села в соседний поселок подальше от чего-то очень страшного, что называлось «престольный праздник». Руководство пояснило, что на это мероприятие съезжается молодежь, сбежавшая в города, напивается и устраивает драки. Нас оттуда эвакуировали и приказали культурно отдыхать. Чем мы и занимались второй день подряд. Мы размякли и со стороны смахивали на римских патрициев на пиру, обсуждающих философию Сократа под крики павлинов и бэк-вокал сладкоголосых рабынь.
Но тут наш культурный отдых прервал вопль препода Боба: «Хватайте колья! Деревенские на нас стенка-на-стенку лезут!» Мы набросили телогрейки, выскочили наружу и стали выламывать штакетник из новенького забора. Кровь, подогретая плодово-ягодным и четырьмя звездочками из-под прилавка сельпо, закипела и требовала самых активных действий. Вооруженный штакетным оружием отряд бойцов в сотню буйных голов выбежал на центральную площадь населенного пункта под вопли командира Боба и встал в центре огромной лужи. Нам противостояла преступная группировка из трех пьяненьких мужичков неопределенного возраста с граблями в неверных руках. Видимо, селяне возвращались с сельхозработ и несколько громче обычного обсуждали виды на урожай.
Увидев сотню малотрезвых мужиков с дубинами в руках, аборигены предпочли немедленно скрыться, оставив нас без видимых врагов. Боб не смутился и предложил сходить на танцы и навести порядок еще и там, «раз уж мы так хорошо размялись». Но и в клубе нас ожидало разочарование: на три танцовщицы внушительного возраста и комплекции тут сидело четверо мужичков и в полудреме слушали затёртую магнитофонную запись чего-то заграничного. Видимо, воины призывного возраста перебрались в наше прежнее село для участия в боевых действиях под кодовым названием «престольный праздник». Олег подошел к самому трезвому танцору и протянул червонец:
– На все - и быстро!
– Ого! Если своего, то это на десять штук. Пойдем, поможешь донести.
Мы свернули за угол, и через минуту из мрачного дома мужичок вынес корзину с бутылками, закупоренными газетными кляпами. Оставив боевой отряд слушать заграничную музыку и дегустировать местный напиток, мы с Олегом вернулись в наш барак к четырем звездочкам и говяжьей тушенке.
– Надо будет с Бобиком провести душеспасительную беседу, - вздохнул Олег.
– Кажется, он близок к белой горячке. А он еще пригодится: нам ему экзамены по сопромату сдавать.
Вернувшись в место постоянной дислокации, мы обнаружили в селе следы необузданного погрома. Заборы по главной улице лежали в грязи, кое-где чернели пепелища от сожженных стогов сена, сараев и туалетов, всюду мусор, битые бутылки и… лужи с содержимым желудка. Но местные жители, казалось, нимало не огорчались. Например, бригадир возбужденно рассказывал:
– Уж молодежь сурьёзно погудела! Да-а-а!.. И всё у нас было не хуже чем у людей. А как же: престол ить!
– Дедуля, - спросил Олег, - какой же престольный праздник, когда престол разрушен и церковь ваша используется под склад зерна?
– А какой, какой!..
– Чесал дед щетину на бордовой щеке.
– Знамо дело, Сергий Радонежский. А церковка сломата - это ж значит так по грехам надоть. А наше дело праздник справить, чтоб молодежь не забывала. У нас тута каждый второй мужик – Серега. А как же: престол ить!
– Видел бы вас преподобный Сергий!
– проворчал Олег. Потом повернулся ко мне и сказал: - Мы с тобой, Юрка, пожалуй съездим к нему в гости. А?
– А это куда?
– спросил я, проявляя полное невежество по этому вопросу.