Искатели счастья
Шрифт:
На танцах я познакомился с замечательной девушкой Лидой. Она всё делала очень красиво и старательно: работала, одевалась, кушала, танцевала и, конечно, читала. Именно эта девушка «открыла» для меня Владимира Солоухина. Как-то она принесла мне в столовую, которая вечером превращалась в клуб, книгу, обернутую в ватман. Я открыл наобум и прочел отрывок из «Славянской тетради», посвященный каверме:
«Конечно, все организовал Станислав. Он накануне рассказывал мне, что когда люди в Родопах собираются в одно место на праздник, то зажигается несколько сот костров. Людей собираются
Я не мог себе ничего представить, потому что не знал, что такое каверме, а Станислав отказался объяснять и рассказывать: рассказать будто бы невозможно, как хорошее стихотворение. Надо знать самому. Однако я понял все же, что дело связано с бараниной.
Ну что мне было сказать? В горах Тянь-Шаня, в киргизских кочевых юртах, усевшись вместе с аксакалами в тесный кружок вокруг казана, мы наслаждались бишбармаком. Как раз перед поездкой в Болгарию я путешествовал по Дагестану, будучи в гостях у Расула Гамзатова. Молодые отварные барашки (особенно те части, где ребра) будут сниться мне и на смертном ложе. Вдоль и поперек я проехал Грузию. Шашлык по-карски, шашлык на ребрышке, шашлык-бастурма – все это нам доподлинно известно. И ткемали к шашлыку, и сочная, зеленая гора цицматы, и кинзы, и молодой барбарис, и главное – парок, когда разрежешь напополам зарумянившийся кусок мяса. …»
Я увлекся, невольно стал читать вслух. Вокруг нас за столом сидели и пили чай десятка два бойцов. После пригорелой рисовой каши и пустого чая у нас громко заурчало в животах. В меня полетел тапок, потом алюминиевая ложка. Уклонившись от снарядов, я упрямо продолжал:
«…Можно ли было меня удивить теперь рассказами про баранину, если бы даже она и называлась «каверме»? В первое время мы смотрели, как это делает старик родопец. Если бы все закончилось за полчаса, нам не пришлось бы узнать тонкостей его искусства. Старик взмок, беспрерывно вращая кол, а бока овцы не начали даже и румяниться. Мне стало совестно стоять над работающим стариком, и я занял его место.
Пообедали мы давно. Может быть, поэтому способ приготовления каверме показался мне несколько замедленным. Надо сказать и то, что мы крутили овцу около огня беспрерывно четыре часа двадцать минут. Снаружи образовалась ровная, темно-коричневая, как потом выяснилось, хрустящая, прямо-таки ломающаяся корочка.
Теперь я должен признаться, что до каверме я не знал, что такое баранина и что такое вкусное мясо вообще. А ведь это самый первобытный способ приготовления. Сочная, как апельсин, впитавшая в себя ароматы родопских трав и сохранившая их в себе во время готовки баранина производила впечатление самого тонкого, самого изысканного блюда.
Когда мы кончили трапезу, костер догорал. Над Родопами взошла луна. Шум реки сделался явственнее. Заглушая его, болгары пели протяжные родопские песни, дошедшие из тьмы веков.»
– Книгу даю тебе с одним условием, - строго сказала Лида, сверкнув карими глазами.
– Никому ее не передавать. У нас за ней целая очередь. Так что читай быстрей и послезавтра вернешь лично мне в руки.
В том сборнике были повести «Черные доски», «Славянская тетрадь» и «Письма из Русского музея». Владимир Алексеевич писал о тысячах разрушенных церквей, разграбленных иконах и ценностях. Писал смело, жестко, без оглядки на цензуру.
«С начала тридцатых годов началась реконструкция Москвы. Но еще Владимир Ильич Ленин в беседе с архитектором Жолтовским дал твердое указание (можно найти в соответствующих документах), чтобы при реконструкции Москвы не трогать архитектурных памятников.
Да и не везде была реконструкция. Лучше всего об этом говорит то, что на месте большинства замечательных, удивительных по красоте и бесценных по историческому значению древних памятников архитектуры теперь незастроенное, пустое место. Я хочу злоупотребить вашим терпением и назвать хотя бы некоторые из них.
Перед входом в ГУМ со стороны Никольской улицы (улица 25 Октября) вы замечали, вероятно, никчемную пустую площадку, на которой располагаются обычно продавцы мороженого. Здесь стоял Казанский собор, построенный в 1630 году.
Наверно, вы знаете стоянку автомобилей там, где Столешников переулок выходит на Петровку. На этом месте стояла церковь Рождества в Столешниках XVII века.
На Арбатской площади со стороны метро, где теперь совершенно пустое место, поднималась красивая церковь XVI века.
Напротив Военторга украшала Воздвиженку (проспект Калинина) церковь в стиле южнорусской деревянной архитектуры, построенная в 1709 -1728 годах.
Кстати, в этой церкви венчался великий русский сатирик Салтыков-Щедрин. На Гоголевском бульваре, где сейчас дешевенькие фанерные палатки, возвышалась церковь Покрова на Грязях, построенная в 1699 году.
Я продолжу перечень, но более схематично.
Церковь XVI века на углу улицы Кирова и площади Дзержинского. Сломана. Теперь пустое место.
Церковь Фрола и Лавра (1651-1657 годы) на улице Кирова, наискосок от почтамта. Сломана. Пустое, захламленное место.
Церковь XVII-XVIII веков на углу улицы Кирова и улицы Мархлевского. Сломана. Пустое место. Фанерные палатки.
Церковь 1699 года, в которой крестили Лермонтова. У Красных ворот. Сломана. Сквер.
Церковь XVI века - угол Кузнецкого моста и улицы Дзержинского. Сломана. Стоянка автомобилей.
Церковь с шатровой колокольней 1659 года на Арбате против Староконюшенного переулка. Сломана. Пустое место. Трава.
Шатровая колокольня 1685 года на улице Герцена. Сломана. Скверик.
Церковь 1696 года на Покровке. Сломана. Сквер.
Церковь 1688 года на улице Куйбышева. Сломана. Сквер.
Памятников архитектуры в Москве уничтожено более четырехсот, так что я слишком утомил бы вас, если бы взялся за полное доскональное перечисление.