Искатели счастья
Шрифт:
Я повертел головой. Но ни в толпе цыган, ни где-нибудь рядом моей гадалки не нашел. Взглянул на свою ладонь. На самом деле, линия, по которой водила пальцем женщина, обрывалась на середине. Чушь! С чего это я должен верить в эту ерунду!
В тот миг я, наконец-то, увидел Олега. Он махал мне рукой и тыкал пальцем в сторону автобуса, который подползал к остановке. Мы ринулись к распахнутым дверям и последними вскочили на подножку. Дверь за нами со скрипом закрылась. Первые несколько минут мы боролись за жизнь - изо всех сил уперлись руками в металлическое полотно двери, чтобы нас не раздавили. Наконец, на ближайшей остановке вышла добрая треть пассажиров, мы заняли
Ну, допустим, это случится. И пусть мне суждено жить тридцать три года, как Христу. Во-первых, это когда еще будет. А во-вторых, не известно, каким буду я в этом возрасте и какая у меня будет жизнь. Может, будет война, или я тяжело заболею - и тогда смерть будет желанной. Бывает же такое. Каким я буду в тридцать три? Мне люди старше двадцати кажутся стариками. А после тридцати там уже и живот вырастает, и седина, и морщины, болезни разные: радикулит, печень, сердце, маразм…
«Следующая остановка - «Завод «Орбита». Кто спрашивал, как доехать до кладбища, приготовьтесь на выход», - пропела скрипучим баском кондуктор. Мы выскочили из автобуса и по щебеночной дороге зашагали в сторону металлической ограды, утопающей в тени высоких деревьев и густого кустарника. Олег глянул на меня умными глазами и бросил:
– У тебя здесь кто-нибудь лежит?
– Да. Дед с бабкой.
– Найдешь сам-то? А то я своих давно не навещал. Сейчас пойду в контору, чтобы мне подсказали, где их искать. Кладбище старое, перенаселенное. Легко заблудиться.
– Тогда и я с тобой, - сказал я.
По асфальтовой дорожке мы шли под густой сенью старых деревьев, мимо мусорных куч, мимо циклопических гранитных памятников и простеньких оград из уголка и арматурных прутьев. Густо пахло увядшими цветами и свежей краской. Изредка навстречу попадались притихшие посетители и пьяненькие служители в черных сатиновых халатах.
– Простите, а сколько вам лет?
– неожиданно спросил я проходящего мимо мужчину.
– Недавно тридцать два исполнилось, - улыбнулся тот в ответ, видимо, ожидая предложения выпить.
– А что?
Я пристально рассмотрел его. Крепкий еще, сильные жилистые руки, мужественные морщины вокруг глаз и от носа к подбородку, седоватые виски, легкая пружинистая походка. На немой вопрос Олега я рассказал ему о пророчестве цыганки. Он покачал головой и печально улыбнулся.
– Правду сказала цыганка или наврала - это не так важно. Видишь ли, помнить о смерти, думать о ней, надо каждому. Нам от нее никуда не деться. Многие боятся этой темы и, как страус в случае опасности, прячут голову в песок. Но человек разумный обязан четко осознавать, что умирать придется обязательно. И ответ за свою жизнь так же придется держать. …Как бы нам это не было страшно. Так что лучше заранее подготовиться к переселению в город мертвых.
– Показал он на могилы вокруг.
В конторке седой начальник, похожий на полковника в отставке, спросил фамилии наших родственников и, полистав затрепанную книгу, выписал на листочки бумаги номера участков и могил и молча протянул нам. Нам со спутником пришлось расстаться.
Мои дед с бабушкой лежали в аккуратной могиле с приличной металлической оградой, внутри которой белели мраморные плиты с крестами и эмалевыми фотографиями. Прутья ограды вросли в толстую морщинистую кору старой липы. Под ее роскошной кроной жила густая тень, которая шевелилась, как живое существо. Я повыдергивал траву, погладил рукой прохладный мрамор обелисков, всмотрелся в лица предков. Присел на скамью и понял, что не знаю, что мне делать дальше. Что вообще в таких случаях делают?
– Эй, дружище, ты как?
– раздался из-за густого орешника баритон Олега.
– Нормально, - ответил я.
– Да ты заходи, место есть.
– Да, у тебя тут уютно. Не то, что на моей могиле. У меня там полный хаос. Придется заняться благоустройством. Батюшки, какая роскошь!
– Показал он на металлический ящик под скамейкой.
– Знаешь, Юра, я всё думаю о твоей гадалке. Мне кажется, она не просто так появилась в твоей жизни. Прими это, как предостережение. И готовься круто изменить свою жизнь.
– Куда и как изменить?
– спросил я недоуменно.
– А вот ты и разберись. Значит, пришло время подумать об этом.
– Я тут пока тебя не было, не знал что мне делать. В голове сумбур. Просто тупо смотрел вокруг и всё. Я ничего не знаю об этом! - Обвел рукой окружающие могилы.
– Ничего, брат, узнаешь. Говорят, с умершими нужно говорить как с живыми. Они слышат и всё видят, чем мы тут занимаемся.
– Как это видят и слышат? Они уже сгнили там под землей.
– Это, Юра, только телесная оболочка сгнила. А душа-то живет. Она и после смерти тела продолжает жить. Ты думаешь, почему я тут сегодня оказался и тебя за компанию позвал? Снятся мне мои покойники. Каждую ночь снятся. И просят, даже требуют, чтобы я сюда пришел и поговорил с ними. Да так это явно происходит, будто они живы и рядом стоят. И ты тоже сюда ходи. Ты заметил, как тут хорошо и спокойно?
Посидев еще с полчаса, мы встали, прикрыли калитку и побрели по дорожке в сторону выхода. Мой взгляд непрестанно скользил по надписям и фотографиям на памятниках. Здесь лежали не только старики, но и совсем молодые, и даже юные, и совсем дети. Вдруг меня заинтересовал один памятник у самой дороги. На светло-бежевом полированном камне виднелась цветная фотография красивой девочки в пышных белых бантах. Под ней - бронзовые буквы: «Лена Зеленова, 1965-1974», а чуть ниже корявые буквы, процарапанные чем-то острым: «Лена, я тибя люблю!» Мне представилось, как мальчик, оглядываясь, царапает гвоздем эти слова и рукавом смахивает слезы с грязной щеки. Девочка на фотографии улыбалась. Такая красивая! Полная жизни…
Когда за нашими спинами осталась кладбищенская ограда, мы вышли на солнечную улицу. Здесь ползали туда-сюда троллейбусы, звенели трамваи, улыбались люди и смеялись дети, из открытого окна доносилась песня про Арлекино… И мне вдруг так захотелось жить! В общем, в тот день мы с Олегом несколько покуролесили и расстались за полночь.
У меня есть мечта
Олег, пользуясь доступом своего отца к закрытой информации, часто подбрасывал мне сенсации. Однажды он оглянулся, предупредил, что за такие документы дают от десяти лет и протянул мне листок. Переступая через животный страх в бушующем сердце, взял его «как ежа, как бритву обоюдоострую, как гремучую в двадцать жал змею двухметроворостую» и прочел вот это:
Открытое письмо Ф.Ф. Раскольникова Сталину (17 августа 1939 г.)
Я правду о тебе порасскажу такую,
что хуже всякой лжи.
Сталин, вы объявили меня «вне закона». Со своей стороны, отвечаю полной взаимностью: возвращаю вам входной билет в построенное вами «царство социализма» и порываю с вашим режимом.
Ваш «социализм», при торжестве которого его строителям нашлось место лишь за тюремной решеткой, так же далек от истинного социализма, как произвол вашей личной диктатуры не имеет ничего общего с диктатурой пролетариата.