Искатели
Шрифт:
Они опять шли по бесконечной мертвой равнине, такие необычные здесь, словно непонятные этому совсем чужому миру. Живые в пустом, будто покинутом хозяевами, местными демонами, аду.
— Проклятая пыль, — чертыхался Титаныч. Теперь он шел сзади, хромая и припадая на каждом шагу. — Даже чертей здесь поминать бесполезно. Были бы у меня мозги, сошел бы с ума давно. Хорошо, что мозгов нет, электроника одна.
Старик окончательно сдал, все чаще жаловался и ныл, будто ребенок. Теперь не был похож на себя, прежнего, и от этого делалось совсем страшно. Бесконечная россыпь камней становилась все гуще. Все чаще приходилось карабкаться и перелезать через них,
Песок цвета ржавчины. То, что он мысленно называет песком. Столько времени он видит только его. Песок или какая-то пыль. Может быть, какая-то сухая глина? Это невозможно ощутить и понять в этом скафандре. Хотя бы знать, что это такое.
Все они видели впереди какой-то необычный здесь, инородно белеющий камень. Издали он был похож на фарфор, фарфоровую тарелку, каким-то фантастическим способом попавшую сюда. Платон сомневался, не бред ли это. И вот они дошли до этого места, и оказалось, что это не бред, и даже не виртуальный фантом, а череп, самый настоящий, человеческий. Вышедший вперед Ахилл, не способный, не в силах сейчас, наклониться, слегка ткнул череп ногой, и тот сразу рассыпался в пыль. Будто его здесь никогда не было.
— А вон там впереди какая-то высокая скала, — послышался голос Кукулькана. — Может, это и есть Эльдорадо? Или мираж?
— Ну, у тебя и глаз. Как у орла, — устало и раздраженно отозвался Ахилл. — Недаром тебе птичье имя дали. Здесь везде скалы, не заметил?
Перед ним однообразно двигались фигуры в громоздких скафандрах. Непонятно, то ли они шатались на ходу, то ли у него кружилась голова. Ахилл тоже научился различать всех по походке. Вон впереди — Диана. Несмотря на скафандр, было заметно, что ее движения гибче, чем у других, только в них все заметнее видна усталость. Сейчас Диана уже шла, сгибая ноги и волоча их по песку. И вот исчезла, упала!
Все, сваливая с себя мешки, бросились вперед. Неуклюже бегущий Платон увидел, что возле Дианы уже стоит на коленях Кукулькан. Тревожно глядит на непроницаемо темную поверхность шлема Дианы, будто сквозь него может видеть ее лицо.
— Что теперь будем делать? — приближаясь, тревожно спросил неуклюже ковылявший Титаныч.
— Тоже самое, — ответил за всех Платон. — Идти!
Он рывком поднял тело Дианы на руки и двинулся вперед. В сторону странных скал, замеченных Кукульканом — туда указывал компас в электронной карте.
С каждым шагом Диана становилась все тяжелее. Платона уже шатало — из стороны в сторону.
— Давайте я понесу, Платон Сократович, — предлагал, тяжело забегая вперед и уже протягивая руки, Кукулькан.
— Нет, это мой груз, — выдавил он.
Почему-то вспомнилось старое семейное предание о том, как его предку, великому археологу, было даровано рыцарское звание. Или он вспомнил последние слова своего компьютера? Когда-то другие его предки шли в бой под тяжестью лат. Может, раскаленных под лучами сарацинского солнца где-нибудь в земле обетованной. Только солнце для них всех общее, одно. Как долго он уже идет, держится. Все то, архаичное, что исчезло в цивилизованном мире, опять возникло здесь. В голове почему-то всплывали слова стихов, что-то старое, из школьной программы.
И пройдет сто веков, И сойдет сто потов.В глазах было темно, он почти ничего не видел, но шел, натыкаясь на камни.
Упадут сто замков, и спадут сто оков, И сойдут сто потов целой грудой веков…Руки, назло, сопротивляясь, против его воли, разгибались, хотели разогнуться. Собрав эту волю, последние силы, он удерживал тело Дианы и шел, шел. Отключив микрофоны связи, бормотал вслух:
И польются легенды из сотен стихов. Про турниры, осады, про вольных стрелков.Сейчас он думал только об одном: как не уронить Диану. Уже едва почувствовал, что ее тело подхватил кто-то. Ахилл.
— Давай, я понесу, — опять слышался голос Кукулькана.
— Отвали, студень, — сипел Ахилл. — Куда тебе, крепыш из дистрофдиспансера.
Платон какое-то время стоял, приходя в себя и опершись плечом о камень, и совсем неожиданно вдруг узнал в нем скульптуру, статую грибного бога. В исхлестанной песком и рассохшейся от космического холода каменной плоти угадывались знакомые черты, плоский нос, высокая шапка, выпуклые каменные узоры. Платон машинально провел рукой в толстой перчатке по поверхности скульптуры, будто мог что-то ощутить.
Странная скала, о которой говорил Кукулькан, приближаясь, все больше становилась похожей на космический корабль, на такую знакомую им каменную летающую тарелку индейских титанов. Она становилась все больше и больше, удивительно, но никаких сомнений — это, действительно, был он, космический корабль и именно летающая тарелка. Самая настоящая, и вот ее уже можно ощутить, потрогать рукой. Такая обычная, обыденная и от этого еще более неожиданная. Даже снаружи было видно, какая она старая, даже древняя, заброшенная. Ошеломленный мозг постепенно успокаивался. Вдали была видна еще одна стандартная тарелка, и дальше — еще. Может быть, и эти скалы вдали тоже были старыми кораблями индейских исполинов. Кладбище кораблей.
Ушедший вперед Платон увидел, что Ахилл остался сзади, сидит, положив Диану на колени и привалившись спиной к каменной тарелке.
— Ты чего там? — с неудовольствием спросил Платон, обернувшись. — Надо идти.
— Думаю, что пока не надо, — слабым голосом отозвался Ахилл. — И еще думаю вот что: хорошо бы эту дверку открыть и там внутри немного пересидеть. Иначе нам никак.
Дверь летающей тарелки была за его спиной, вся в окалине и ржавчине, как будто намертво прикипевшая к корпусу. На этой двери слабо различалось знакомое лицо бога Ицамна с открытым ртом.
— А вот и дырка — типа, замочная скважина. — Кукулькан нашел круглое отверстие во рту бога, попытался просунуть туда палец. — Только ключа от этого замка у нас нет. И вообще, этого ключа уже сотни лет нигде нет, не существует. Мы даже не знаем и знать не можем, каким он был.
Кукулькан ударил кулаком в металлопластиковой перчатке в непроницаемый и безнадежно прочный металл, будто хотел услышать отзвук внутри корабля.
— И что теперь со всем этим делать? Надо обязательно что-то придумать. — В голосе Ахилла ощущалась непонятная надежда. В последнее время голоса вообще стали (или казались?) как-то ярче, насыщеннее. Наверное, оттого, что другого не было. Голоса — это все, что сейчас осталось от людей. — Может, выстрелить туда? — предложил он.