Искривленное пространство (сборник)
Шрифт:
— Все случилось действительно не очень складно. Я прошу извинить меня, но… — Женщина улыбнулась какой-то заученно-кроткой улыбкой. — Но ко мне вы попали, разумеется, не совсем случайно. Но не нужно волноваться. Никто из нас не сошел с ума. По крайней мере вы. Можете мне поверить, это я вам гарантирую. Все в порядке, Антон. Можно мне вас называть просто Антоном и на «ты»? Тебе плохо гулялось с Серафимом?
— Погуляли прекрасно, — процедил сквозь зубы Сухов, — но, может, вы все-таки объясните, к чему
— Это не спектакль. Надеюсь, что как врач и просто как умный современный человек без лишних комплексов ты не только все быстро поймешь и воспримешь, но и скажешь свое слово… Однако давай по порядку… Чудесный день сегодня. Разве не так? Сегодня у тебя рано закончились операции, ты торопился домой, и вдруг…
— Откуда вы знаете, где я работаю и когда закончил оперировать?
— Все это элементарно, Антон. Просто я читаю твои мысли. Но не торопись с умозаключениями. Хочешь кофе?
— Благодарю, не хочу.
— Напрасно отказываешься.
Сухову захотелось встать и уйти. Но любопытство и необычность ситуации заставляли сидеть.
— Почему напрасно?
— Кофе — напиток бодрости! — патетично воскликнула Гиата. — Разве не так написано в кафе на Киевской площади?
— Не помню. Я очень редко бываю на Киевской площади.
— И очень редко пьешь кофе… — лукаво смотрела Гиата, и Антон Сухов сразу почувствовал многозначительную иронию. Он любил кофе давно, и Гиата, оказывается, и об этом догадывается. А может, даже знает?
— Да, я очень редко пью кофе… на Киевской площади.
— А кофе там чудесный.
— Может, прекратим имитацию непринужденной беседы?
— Почему? — она так прелестно, с таким естественным удивлением улыбнулась, что у Сухова мурашки пробежали по спине. — А что тебя интересует, Антон?
— Казалось бы, ты и сама должна знать не только время окончания операций, но и круг моих интересов, — отчеканил Сухов каждое слово, тоже переходя на «ты».
— Не преувеличивай моих возможностей. — Гиата блеснула рядами ровных белых зубов. — Я могу многое. Могу читать твои мысли. Но это еще не все. Далеко не все.
— Кто ты?
— Гиата Биос.
— Я сейчас встану и пойду. Если я спросил о тебе, то совсем не для того, чтобы услышать еще раз твою фамилию.
— А что же ты хотел услышать?
— Собственно говоря, ничего не хотел… Но если я оказался у тебя дома, да еще таким странным образом, то, может, ты сама хотела что-то мне сказать?
Гиата снова лукаво улыбнулась.
— Зачем так торопиться? Хочешь кофе?
— Да…
— Вот это уже лучше. Кофе — напиток бодрости. А торопиться никогда не следует. К тому же у тебя такой прекрасный день сегодня. Легкий день. Сегодня ты можешь отдыхать душой и телом… Послушай, почему ты такой взвинченный?
Гиата говорила неторопливо, спокойно, доверительно.
— Чем
Сухов прикрыл веки.
— Разве мое состояние вызвано присутствием молодой женщины? Кстати, почему ты подчеркиваешь, что «очень молодой» женщины?
— Ну… Галантного кавалера, как вижу, из тебя не получится, но не отчаивайся. Не будем распространяться о наших годах. Ладно? Серафимчик! — Дверь в комнату почти сразу же открылась. — Принеси нам кофе и немного коньячку.
— Любите кофе с коньяком? — спросил Сухов.
Люблю. Все люблю, что существует на этом свете. На то оно все и существует. Не так ли?
— Все?
— Да. Именно все. Я рада, что ты как раз на этом слове заострил внимание. Мне отрадно, что ты способен так тонко чувствовать.
В это время вошел Серафим с небольшим подносом в руках. Он лукаво подмигнул Сухову, поставил поднос на стол.
— Завтра пойдем гулять? — Мальчик хитро смотрел на него. — Слышишь, Сухов?
Антон промолчал, даже не глянул в его сторону.
— Молчание — знак согласия. Итак, до завтра. Хотя мы и сегодня еще увидимся. Ведь ты не торопишься домой?
Серафим вышел, прикрыв за собой дверь.
— Милое создание! Не правда ли? — спросила Гиата, закинув рукой прядь золотистых волос за спину.
— Да… У тебя интересный сын…
— Сын? — рассмеялась Гиата.
— Разве не сын?
— Сразу десять сынов, в нем одном… Прекрасный кофе. Молодец Серафим. Он с каждым днем становится все умнее. Антон, а тебе не хотелось бы иметь такого же умницу сына?
Сухову стало совсем плохо, он убедился, что находится в обществе психически больного человека. Пока он смотрел с обреченным видом на письменный стол, реторты и прочее, Гиата будто непроизвольным движением поправила платье, оголив колени.
— Кажется, ты знаешь им цену, — довольно зло заметил Антон.
— Чему я знаю цену? — улыбнулась женщина.
— Цену своим коленям.
— По крайней мере, мне кажется, что они у меня вполне приличны. Разве не так? Но почему мы начали говорить о моих коленях?
Сухов понял свой проигрыш: мог и не обратить внимания на это якобы невольное движение. Но сработала врожденная непосредственность, которая прежде никогда Антону не изменяла. Он успокоил себя, мол, все к лучшему, главное — всегда оставаться самим собой.
— Послушай, Гиата, ты, должно быть, плохо читаешь мои мысли…
— Ошибаешься, Антон, именно таким я тебя и люблю.
Это «люблю» прозвучало для Сухова точно выстрел. Он решил немедленно уйти, оставив эту психопатку со всеми ее ретортами, осциллографами, серафимами… Но, сам не зная почему, он улыбнулся и спросил: