Искривленное пространство (сборник)
Шрифт:
9
— Американский писатель Юджин О`Нил утверждал, что человека, который стремится лишь к тому, что может быть осуществлено, следует наказывать исполнением его желаний. Вдумайтесь в эти слова, коллеги. Большинство из вас — будущие научные работники, самоотверженные и храбрые искатели нового, борцы за все новое, вы должны, обязаны жаждать и устремляться в фантастические дали, должны ставить перед собой заманчивые и прекрасные цели, и только тогда жизнь ваша станет
— Прочь оптимистов! Из-за них жизнь становится безнадежной штукой, — произнес как бы про себя, но достаточно громко лопоухий студент. — Это тоже сказал О`Нил.
— Да-да, уважаемый коллега, но в последний раз прошу вас не мешать мне, не разбрызгивайте свою эрудицию… Так на чем я остановился? Да, лишь тогда ваша жизнь станет по-настоящему насыщена смыслом и…
— Здорово он его отбрил! Говорит, не разбрызгивайте свою эрудицию. Вот моя Светка смеялась бы, услышав это.
Когда машина отъехала от дома, Дина долго еще стояла на балконе, всматриваясь в даль магистрали, где исчез санитарный транспорт.
— Заходи в комнату. Простудишься, — буркнул Завр и сам тут же понял, что мелет вздор, на улице тихо, безветренно, дышать нечем. И в ответ готов был услышать что-нибудь дерзкое, но Дина обернулась к нему с улыбкой, ласково положила руку на плечо и до удивления кротко заговорила:
— Заврик, вот и мое первое… наше первое яйцо. Ты скоро станешь отцом. Ты рад? Счастлив?
— Да, моя радость. Я очень счастлив. — Завр чувствовал, что в его голосе мало радостных ноток, и внутренне приготовился выслушать Динины упреки и оскорбления, но она сказала:
— Спасибо, Заврик… Я так рада. За нас рада.
— Жаль, что нам нельзя было поехать вместе, — в тон ей ответил Завр.
— Ты же святой. Теперь тебе все можно, — кротко заметила она. — Ты еще не привык… Но я не обижаюсь на тебя. Но только неприятно, что они так небрежно обращались с нашим яйцом, как с чем-то неодухотворенным.
— Они знают свое дело…
— Хочется верить, Заврик… Но не забывай, что ты уже святой… Ты должен позаботиться.
— Думаю, все будет хорошо. Нужно молиться.
— И все же обидно, они такие грубые, бесцеремонные и бездушные…
— Это их работа, моя дорогая, — рассудительно произнес Завр. — Это для тебя наше яйцо необычайно, а им все равно — твое или еще чье-то… Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, Заврик. Пошли посмотрим телевизор, мы так давно не сидели вместе перед телевизором. Или, может, сначала поужинаем?
— Правда, хочется есть. — Сейчас будет твой любимый омлет.
— Действительно, любимый. У нас в роду все любили омлет — и мой отец, и дед. Ты такая красивая сейчас.
— Спасибо. Ты тоже красивый. Сегодня звонила моя мама. Она никак не может успокоиться, как это можно отдать собственное яйцо в инкубатор. Она говорит: «Я тебя сама в теплом песочке на берегу Тиры под солнышком переворачивала». Мама говорит, что я была прежде очень некрасивая, кривоногая и крикливая. А теперь посмотри, какие у меня стройные ноги.
— Угу, у тебя прекрасные ноги… Омлет сегодня малость недосолен. Конечно, мы и сами могли справиться, без инкубатора, но…
— И я то же самое говорила маме… В теплом песочке, под солнышком хорошо, а если песочек холодный? А она мне, представляешь, говорит — не вынашивай яйца зимой. Вот уж истинно — старый как малый. Я посмеялась. Мама, сказала ей, я сама разберусь, когда мне яйца вынашивать. Я свободное существо, в свободном мире. Инкубаторы — это прекрасно. Только дороговато, и обслуживание ужасное… Я не могу, Заврик, спокойно вспоминать ту морду… Как бы они не разбили его по дороге. В инкубаторе не должно случиться непредвиденного, и ты поезжай туда и скажи, кто ты есть. Непременно, Заврик. И я тоже должна привыкать, что ты у меня святой.
— Угу… У тебя красивая левая нога… Завтра же поеду и проконтролирую, чтобы все было хорошо… Я все сделаю, моя дорогая.
10
— Дорогие коллеги, Суейн считает, что 40–50 граммов алкалоидов — смертельная доза для динозавров, а такое количество их вполне могло оказаться в 200 килограммах ежедневного рациона. Танинов и алкалоидов не было в простейших и голосеменных растениях, которыми более ста пятидесяти миллионов лет питались динозавры…
— Позавчера мне Марек из педиатрического… Знаешь Маоека?
— Нет.
— Рыжий такой задавала… Ну, тот, что меня как-то кретином обозвал на лекции по анатомии, куда я случайно попал…
— Нет, не знаю. — Так этот Марек позавчера приходил навестить Клима, с которым я в одной комнате живу. И, представляешь, бутылку кефира опрокинул на мою кровать. «Ах, прости! Ах, прости!». Я его по морде так съездил, сразу перестал извиняться….
— Зачем ты так… Что он тебе, товарищ? Какое ты имеешь право бить его?
Завр вышел из машины на углу Инкубаторского проспекта.
Специально не стал подъезжать к главному входу, хотел немного пройтись и успокоиться. Шагал важно, очень медленно, глубоко дыша прохладным осенним воздухом. Навстречу игривой походкой приближались две щеголевато одетые особы женского пола.
Завр даже остановился, но чтобы не выдать своей заинтересованности, начал рыться в карманах, глядя, однако, в лицо одной из незнакомок. А они громко разговаривали: