Искупление грехов
Шрифт:
— Разрешите? — спросил Горелый, поднимаясь на ноги.
— Валяй, — разрешил я.
— Енанин и Ла-ман помогали. Вели десятки. Они простые нори.
— Отлично. Стройте отряд! — я посмотрел на Ножа, и тот опустил меч, который всё ещё держал у горла того самого Енанина.
Пока отряд строился, я мысленно считал секунды — и на тридцатой проговорил:
— Это слишком долго! Сядьте.
Когда все расселись по местам — кто на лежаки, кто за столы — я мрачно всех оглядел и произнёс:
— Сто человек в моём подчинении при команде «Стройся!» успевают за
Эмоции новичков буквально захлёстывали меня. В них смешались раздражение, неприязнь и стыд. Последнее меня особенно радовало.
— Ещё раз, — жёстко проговорил я. — Стройся!
В этот раз построение заняло двадцать три секунды. Нори выстроились в три неровных линии, протянувшись от стены до стены комнаты.
— Сойдёт, — согласился я, разглядывая каждого из бойцов. Все они были вооружены одинаково — круглые щиты, привычные копья с длинными наконечниками, кожаные нагрудники, наручи и поножи, обшитые металлическими пластинами. — Теперь слушаем меня внимательно. К вам в командиры я не набиваюсь, вы мне даже близко не нужны. Вас на меня повесили. Поэтому, как только закончится нашествие, останетесь служить на Стене и дальше, а я отправлюсь по своим делам. Как я уже говорил, я очень устал и очень зол. Поэтому заподозрив хоть одного из вас в подрыве дисциплины, я воспользуюсь своими полномочиями и отправлю этого бойца туда, где и сам бы не желал оказаться. Всё ясно?
— Да, командир, — ответил нестройный хор.
— Вас ещё не били только потому, что вас жалко. Но вот я мягкосердечием не страдаю, — продолжал я. — Поэтому за быстроту и точность выполнения приказов будут отвечать Горелый и Енанин с Ла-маном. Спрашивать буду с них! И жёстко. Ясно?
— Да, — ответил за всех Горелый.
— И последнее, — я решил, что если Енанин и Ла-ман просто приложили кулаки к груди, то этого достаточно. — Девушки, вышли из строя.
Опасливо озираясь, девушки вышли вперёд.
— Вы в бою участия не принимаете. Ваша задача — перевязывать лёгкие ранения, — приказал я. — Остальные могут сдать им половину лечебных мазей и бинтов.
Но, как оказалось, сдавать было особо нечего. Припасы беглецов давно уже были на исходе, а денег на новые — не было. Пришлось отправлять Ножа и Злобного за мазями и бинтами. В это же время Суч, по моему сигналу, выудил из недр своей сумки полупустой бочонок «тошнилки» и поставил на один из уцелевших столов.
— В моём отряде существует два правила, — продолжал я. — Они основные. Первое — все члены отряда прикрывают друг друга, не бросают раненых и не бегут куда глаза глядят без приказа. Второе — все приказы сначала выполняются, потом обсуждаются. Это не мои правила, но когда-то я их принял и ими руководствуюсь. Если мои бойцы не согласны с приказом — они его выполнят, а потом могут высказать мне то, что о нём думали. А теперь каждый из вас зачерпывает вот этой вонючей дряни, примерно столько…
Я зачерпнул горсть мази и размазал её по плащу для выхода в Дикие Земли. Оглядев застывших бойцов, я решил немного пояснить — думая, что они меня не поняли:
— Выполнять!
— Она же воняет, — проговорила одна из девушек, с ужасом глядя на бочонок.
— Воняет не мазь… Воняют выпущенные кишки, — медленно проговорил я. — Вот они воняют, до тошноты воняют… И этот запах ты лично будешь чувствовать перед смертью, если не намажешься сейчас — или если ещё раз нарушишь правило про обсуждение приказов. Вот это я тебе лично обещаю! Исправляйся!
Девушка нерешительно дёрнулась на месте и уставилась на бочонок. Я решил дать ей минуту, одновременно прислушиваясь к эмоциям новых бойцов. Правда, мало что удалось разобрать в этой какофонии — кроме ненависти, которая присутствовала уже у всех.
— Вы можете меня ненавидеть, — проговорил я, слушая, как удивление вытесняет злость. — Вы можете удивляться, откуда я сейчас это знаю. Но я делаю всё, чтобы в моём отряде не было потерь. И всех бойцов своего отряда я бы заставил намазаться.
Я с грустью вспомнил о Долдоне, наблюдая за тем, как мои бойцы уловили намёк и по очереди перемазываются «тошнилкой». Долдон бы сейчас не понимал, зачем это. Девушка сделала первый шаг, второй… Подошла нерешительно к бочонку, сглотнула, зачерпнула рукой и начала размазывать мазь по доспеху. Медленно и нерешительно за ней потянулись остальные. По комнате распространился запах, к которому я уже успел привыкнуть.
В комнату за моей спиной зашёл Ре-ас и застыл, наблюдая за происходящим. Я его не видел, но хорошо чувствовал и его самого, и его удивление.
— Как вы тут? — спросил он, приблизившись и вглядываясь в лица бойцов. На огромном синяке и окровавленных губах Горелого взгляд Ре-аса остановился чуть дольше.
— Готовимся к службе, — ответил я и повернулся к бойцам. — Бойцы, вы ели сегодня?
— Да…
Хор голосов пока ещё был нестройным, но я и не собирался добиваться от них большего, чем сейчас. И так через колено ломал…
— А мы только сухарями завтракали, — с намёком сообщил я Ре-асу.
Тот ухмыльнулся:
— Спускайся со своими в подвал….
Очередной удар по стене — совсем близко — снова заставил посыпаться с потолка мелкие камушки и какой-то песок.
— Проклятье! — проговорил Ре-ас. — Спускайтесь в подвал, там у нас кухня. Как закончите — жду.
— Понял, — я дождался, когда Ре-ас уйдёт и снова повернулся к бойцам. — «Тошнилку» оставляем вам. Девушки? Теперь этот бочонок — ваш подопечный. Раз в сутки всем надо наносить эту дрянь на одежду. Вам же переходят все закупленные моими бойцами мази и бинты. На бойца выделите два пузырька и один моток бинтов. Всё! Бойцы, мази и бинты у вас — на крайний случай. Порезы и прочая ерунда — вы идёте сами на перевязку к девушкам. Перевязываться самим не надо! Всё ясно?