Искупление грехов

Сухов Лео

Сзади зашуршало — к нам ползли Холод, Злобный и Жесть. Их быстро ввели в курс дела, и весь отряд застыл на краю обрыва, рассматривая открывшуюся картину.

— Он, конечно, дурак, но оставлять его здесь… — проговорил Злобный.

— Не оставим, — согласился я. — Но сейчас мы даже незаметно подойти не сможем. Хочешь отбиваться от этой толпы?

— Нет, я не готов, — признался Злобный.

— Так ты хочешь Лыбу втихую выкрасть? Уверен, что они его сегодня не скушают? — поинтересовался Нож.

— Нет, не уверен, — признал я. — Вытаскивать будем сегодня вечером. Делаем так:

собираем вещи, запасаемся водой и потом выступаем. Жесть?

— Да? — спросил боец.

— Останешься следить с обрыва, пока мы до деревни не доберёмся. После этого присоединишься к нам.

— Понял, — кивнул Жесть. Он вообще был парнем сообразительным, да ещё и память имел отличную.

— Всё, принимайтесь за сборы. Я пока послежу, что тут и как. Кто со мной? — сказал я, прогоняя лишних.

— Я посижу, — кивнул Нож.

Мы устроились наблюдать. К этому времени вернувшиеся бойцы серых уже отволокли Лыбу к вкопанному в землю столбу и привязали за ноги и обрубки рук. Селяне разошлись по деревне и принялись за дела, а воины забрались в шатры. Только главный всё ходил по деревне, что-то высматривая. Ну и высмотрел — одну из женщин. Подойдя к ней, он что-то вякнул, поставил на колени, задрал одежды и с удовольствием пользовался ещё полчаса. Под другим взглядом процесс был таким же отвратительным, как и при обычном зрении. Главный буквально скидывал на женщину водопад мудрости — которой у него было столько, что он вообще должен был светиться как фонарь.

Завершил своё дело серый грозным рыком, оттолкнул постанывающую женщину и забрался в ближайший шатёр — где, видимо, и уснул. Больше всего меня удивило, что на процесс серые не просто не обращали внимания, а вообще старательно отводили глаза. Серая женщина, ставшая объектом внимания главного, какое-то время лежала, подрагивая — а потом поднялась, поправила одежду и отправилась работать. Правда, от неё почему-то шарахались её же соплеменники. Присмотревшись, я понял причину — теперь женщина была окружена целым коконом из искр мудрости. Стоило к ней кому-то приблизиться, как мудрость начинала перетекать от неё к сородичам. Вот и сторонились. Только непонятно было, почему они так боялись этого?

К обеду вернувшиеся в деревню бойцы серых вновь выползли на улицу. Один из них даже попытался обхаживать приглянувшуюся селянку, но когда из шатра появился главный, все поползновения прекратились. Главный выбрал себе очередную женщину, причём остальные опять отводили взгляд, а бойцы смотрели с завистью. Пока главный был занят, решительный серый затащил в кусты другую жертву, но как ни вякал ей, так она добровольно и не согласилась. А стоило ему попробовать взять силой, как женщина начала истошно верещать. Главный немедленно отвлёкся от своего занятия, прибежал и начал колотить особо активного бойца.

— А я чего-то не понял… Все бабы в селении — его, что ли? — удивился Нож.

— Похоже, что так, — кивнул я. — И, обрати внимание, остальные селяне к женщинам вообще равнодушны.

— Да, заметил это, — согласился Нож. — И что это значит?

— А это пускай мудрецы разбираются, — ответил я.

Главный закончил с наказанием подчинённого и вернулся к прерванному занятию. Сам он уже снова начинал порыкивать, а женщина — постанывать. Дело шло к развязке.

— Зови Жесть, пускай подходит, — приказал я. — Видеть этого больше не могу.

Быстро перекусив, отряд выступил из лагеря к спуску со скального уступа. Конечно, пришлось делать большой крюк, но зато все эти дни мы выполняли свою задачу в относительном комфорте и безопасности. Мне не терпелось узнать, каким образом к серым попал Лыба — и вообще почему он не на Стене — но для начала его нужно было спасти.

Деревню серых мы обходили с юга. Ещё с уступа мы определили, что там были неплохие заросли кустов, заходившие на склон. От кустов до деревни можно было добежать за пару десятков секунд. То ли серые поленились вырубить их в той стороне, то ли кусты успели сами вымахать, но это давало отличную возможность напасть внезапно. Пробираться приходилось, постоянно поглядывая на уступ — где Жесть должен был выставить древко от копья над кустами, если в нашу сторону кто-то пойдёт. Обошлось.

Ближе к вечеру жизнь деревни начала быстро меняться. Селяне всё больше толпились на центральном пятачке. Главный всё так же продолжал покрывать всех женщин деревни, больше напоминая какого-то зверя, чем человека. За это время серые развели большой костёр, на котором готовили собранные в округе коренья.

Жесть присоединился к нам, когда начало темнеть. К этому времени все работы в деревне уже были прекращены, угощение готово, а жители собрались у костра в самом центре поселения. Наш отряд медленно и осторожно стал подбираться по кустам ближе. Наблюдать за серыми стало неудобно — всё моё внимание сосредоточилось на том, чтобы не шуметь. К счастью, серые начали что-то выкрикивать, и наши мелкие ошибки стали не такими заметными.

Когда мы добрались до крайних кустов, в посёлке многое успело измениться. Во-первых, одна из женщин был раздета и лежала на земле, перед костром, а главный застыл над ней с каменным ножом. При этом женщина не была связана, но и не убегала — хотя выла и извивалась так, что было понятно: угрозу для жизни она ощущает немалую. Кстати, это была та самая селянка, что сегодня первой составила компанию главному. Во-вторых, все жители столпились вокруг костра, продолжая что-то ухать и слегка раскачиваться. Главный постоял ещё какое-то время над своей жертвой, а потом опустил нож, остановив его прямо над телом. После чего радостно что-то провякал и указал на привязанного к столбу Лыбу. Поняв, что ему грозит, тот начал дёргаться, но связали его крепко — и тогда наш проводник стал нечленораздельно орать, не мигая и глядя на нож.

— Вперёд! — приказал я, доставая из ножен меч и первым устремляясь на серых.

Нас не ждали. Совсем. Ни главный, ни его бойцы не надевали доспехов и не принесли на пир ничего длиннее кинжала. Они праздновали и собирались вкусно перекусить. Яркий огонь отвлекал от всего, что происходило за оградой деревни, а весёлое уханье не давало расслышать наш топот. Когда мы проломили хлипкий тын и вбежали в круг света от костра, главный как раз вручал нож бывшей жертве — наверно, приказывая применить его к Лыбе.