Искупление
Шрифт:
Вождь вождей, чей вороной жеребец всегда на шаг опережал других, был молчалив и напряжен, как натянутая тетива. Его глаза неотрывно вглядывались в неровный горизонт, как будто в нетерпении ожидая увидеть тени врагов. Меч, успевший прославиться во многих стычках задолго до войны с Империей, казалось, сам просится ему в руки. Изогнутый наподобие серпа, с расширяющимся к концу лезвием, он был страшным оружием, но не менее страшной была ярость, охватывавшая Чанрета в бою. Кар хорошо помнил хмельное неистовство, с которым его друг отнимал жизни, и теперь, когда каждый удар копыт приближал их к новой битве, нетерпение Чанрета было как запах крепкого вина. Похожие чувства владели большинством аггаров, разве что Налмак хранил отстраненное спокойствие,
Они ехали в первом ряду, вместе с Вождем – Налмак, Калхар, Ордитар, другие, по праву считавшиеся первыми в племени Круглого Озера. Нашлось среди них место и Кару. Будь его воля, именно так, между Чанретом и Калхаром, он и встретил бы врагов. Но разумеется, ему, магу и принцу, в решающий день достанет иных забот, чем размахивать мечом в первых рядах еретиков-аггаров. Впрочем, кто знает, как оно обернется? Легкое метательное копье, притороченное к седлу Кара, длинные стрелы с вытянутыми наконечниками для дальнего боя и тяжелые, с широкими и плоскими – для ближнего, с оперением из орлиных крыльев в колчане за его плечами еще могут понадобиться прежде, чем императорское войско нагонит своих прежних врагов и новых союзников.
Вечерами, у бивуачных костров, Кар подолгу смотрел в танцующие языки огня. Он был магом в достаточной мере, чтобы движением мысли погасить их и воспламенить вновь. Мог распространить огонь по лесу, на многие мили и залить его, призвав ливень – мог или, по меньшей мере, знал, как это сделать. Вряд ли ему хватило бы Силы теперь, когда прошло больше восьми лет с тех пор, когда он имел возможность ее пополнить. Но и будучи полноценным магом с заемной Силой человеческой крови, Кар не сумел бы проникнуть сквозь даль расстояний, не сумел бы разглядеть ни врагов, ни друзей, прочитать их мысли и намерения. Не смог бы заглянуть в будущее, узнать, каким будет конец пути, когда придет время сражению и кто из спутников доживет до следующей луны. Это – высшая магия. Этому его не учили. Полукровке, предназначенному сыграть отведенную роль и погибнуть, как только в нем отпадет нужда, ни к чему овладевать умениями Сильных. Даже если полукровка этот оказался достаточно способным, чтобы превзойти не только однокашников, но и многих старых магов, так что некоторые, не иначе как в помутнении, прочили ему место в Совете, среди величайших из великих…
Помирившись с братом, Кар отказался от крови, Силы и права называться магом. Он не сожалел о своем выборе – никогда. Если тоска о несбывшемся подступала к горлу, если мертвые лица прежних товарищей, с кем ел, работал и учился вместе, и трупы грифонов заставляли терзаться черной виной, Кар изо всех сил старался забыть, вытравить свою вторую сущность. Так было правильно. Он не испытывал сомнений. Но нынче, в преддверии конца, он сожалел о Силе и власти, которых не имел. О том, что может лишь беспомощно отгонять отцовскую тень вместо того, чтобы самому встать за спиной Сильнейшего, слушая его разговоры и мешая мыслям. О том, что не может незримо навестить Эриана и Кати, что вместо виденья будущего должен обходиться предчувствиями, и предчувствия эти злее бешеных псов.
Никто не тревожил Кара в такие минуты. Видя его задумчивость, оказавшиеся рядом аггары понижали голоса, и вскоре воцарялась тишина, прерываемая лишь треском сучьев да смутными разговорами, долетавшими от других костров. Но и те быстро смолкали – тяжелых дум хватало на всех. Тогда вступали со своей бесконечной песней сверчки, и воздух дрожал от их беспокойного звона.
– Звероподобные – это смерть, – сказал Чанрет однажды, стряхнув тишину. – Это все знают. Когда сожрут нас, примутся за остальной мир, и что тогда останется твоим колдунам, Кар? К чему им это?
Воины запереглядывались: в первый раз Вождь вождей признался вслух, что не надеется на победу. Кар тяжело поднял голову. Бок о бок с Вождем сидел Голос Божий – молодой и почти незнакомый Кару, он всего два года назад сменил прежнего жреца племени.
– Чему удивляешься, Вождь? – спросил он. – Их мысли помрачены тьмой. Тьма тянется к тьме, потому наши враги быстро сговорились. Тьма в тех и других ненавидит жизнь и жаждет смерти…
– Но сами-то они помирать не хотят, – перебил Чанрет. – А коли мир станет весь как Ничейная Полоса, где им жить? Что скажешь, Кар?
– Они не боятся чудовищ, колдовство заставит их служить хозяевам – если у тех хватит Силы. Что до проклятия… Ты ведь об этом, Чанрет… – Кар передвинулся так, чтобы жар от костра не обжигал коленей, и закончил: – Не знаю. Может, рассчитывают с ним совладать. Или вовсе о нем не думают. Или думают – и поэтому решились только теперь, не восемь лет назад. У них не осталось выбора. Мы им не оставили…
– Теперь скажи, что сам во всем виноват, – хмуро завершил Вождь.
– Разве я так говорил?
– Раз десять за эти дни, не меньше.
– Но это правда. Они готовили вам рабство… не вам, Империи. Вас до поры оставили бы в покое. Я нарушил их планы, развязал войну, и вот что вышло. Вместо рабства – смерть. И первыми под ударом вы.
Лица воинов казались алыми в свете пламени. В металлических пластинах, нашитых на доспехи, отблескивали язычки огня. Все взгляды были прикованы к лицу Кара, и все молчали. Ответил тот, от кого он меньше всего ожидал поддержки.
– Нас пока не сожрали, Карий, – сказал Налмак. – И, даст Бог, мы еще станем у них поперек горла. А если подоспеет Империя… Они подоспеют?
– Они идут, – ответил Кар, снова глядя в огонь. – Надеюсь, успеют. Надеюсь, вместе мы и впрямь станем им поперек горла…
– Хо, – откликнулся издалека Калхар. – Встанем, не впервой. И все одно сожрут, а не сожрут – проклятие-то останется. Его обратно не запихнешь, или как?
– Так же, как в первый раз, – сказал Голос Божий.
Рунасдат, жрец, или как предпочитали говорить аггары – Голос Божий, лицом походил на молодого Чанрета. Его длинные волосы, заплетенные во множество перевязанных цветными нитями косичек, в беспорядке падали на спину и плечи и шевелились, когда он говорил. Такими же разноцветными нитями был расшит подол хламиды. Оружия Голос Божий не носил, и с войском шел не для участия в сражениях.
– Что смотрите? – спросил он, когда все взгляды обратились на него. – Забыли, как все было? Что вам рассказывали деды?
Сидящие у костра переглядывались, ожидая, кто возьмется отвечать. Старинные рассказы, почти без изменений передававшиеся из поколения в поколение, оживали в их памяти.
– Давным-давно племена аггаров жили в прекрасном краю, том, что позже нарекли Злыми Землями, – вполголоса заговорил Налмак. – Густые леса его изобиловали дичью, в чистой воде рек играла рыба, а песок их был полон золотыми крупинками. Племена жили в мире и довольстве до тех пор, когда некоторые из них, пресытившись благополучием, не взыскали силы и власти над другими. Так начались войны. Но силы племен были равны, и долгое время никто не мог одержать верх. Тогда желавшие власти заключили союз с темными богами. Им приносили они в жертву собственных детей, а взамен получили огромную силу и способность меняться. Их человеческая сущность смешалась со звериной. Тогда же на землю пало проклятие, принеся голод, засуху и бесплодие. Звероподобные терзали и убивали своих сородичей, никто не мог противостоять им. Многие погибли от голода, еще больше погубили звероподобные. От страха люди сходили с ума и, по примеру звероподобных, искали помощи у тьмы. Оставшиеся в живых, кто не захотел служить темным богам, бежали к землям колдунов. Звероподобные преследовали их, надежды не было. Тогда Голоса Божьи всех племен собрались вместе. Целый день провели они в молитве и были услышаны. Злые Земли отделила от мира граница, которой перейти не может никто. А наши предки ушли и поселились возле Империи колдунов, которые оказались не лучше звероподобных, но бежать было уже некуда. Так нам рассказывали деды.