Искупление
Шрифт:
– Ваши братья – славные ребята.
– Как же! – свирепо фыркнула Брайони и, не дав вымолвить ни слова кузине, выпалила: – Сразу видно, насколько мало вы понимаете!
Эмилия положила ложку.
– Дорогая, если ты будешь продолжать в том же духе, я буду вынуждена попросить тебя выйти из-за стола.
– Но ты только посмотри, что они с ней сделали! Расцарапали лицо и обожгли руки!
Все взоры обратились на. Лолу. Ее лицо потемнело под веснушками, и царапины стали не так видны.
– Все выглядит не так уж страшно, – поспешил сгладить неловкость Робби. Брайони метнула на него злобный взгляд.
– Следы от детских ногтей! – воскликнула Эмилия. – Нужно смазать мазью.
Лола собрала все свое мужество и сказала:
– Спасибо, я уже смазала. Мне теперь гораздо лучше. Пол Маршалл откашлялся:
– Я сам был свидетелем схватки, мне пришлось их от нее оттаскивать. Должен заметить, я был немало удивлен поведением этих мальцов. Они на нее так накинулись…
Эмилия встала из-за стола, подошла к Лоле и взяла ее руки в свои.
– Ты только взгляни! Это не просто ссадины. Твои руки «сцарапаны до самых плеч. Как, Господи помилуй, они это сделали?
– Не знаю, тетя Эмилия.
Маршалл снова откинулся на стуле и через головы Сесилии и Робби обратился к девочке, смотревшей на него полными слез глазами:
– Знаете, не нужно стыдиться. Вы замечательная девушка и прекрасно их опекаете. Жаль, что вам так досталось.
Лола изо всех сил старалась не расплакаться. Прижав племянницу к животу, Эмилия погладила ее по голове. Маршалл сказал, обращаясь к Робби:
– Вы правы. Они славные ребята, но, боюсь, им слишком много пришлось пережить в последнее время.
Робби удивился: почему Маршалл ничего не сказал раньше, если Лола так серьезно пострадала? Но тут началась всеобщая суета. Леон через стол спросил мать, не хочет ли она, чтобы он вызвал доктора. Сесилия встала. Робби тронул ее за руку, она обернулась, и их взгляды встретились впервые после того, как они покинули библиотеку. Однако времени на что-либо еще, кроме этих взглядов, не было. Сесилия поспешила на помощь матери, которая отдавала распоряжения насчет холодного компресса и бормотала слова утешения, склоняясь над племянницей. Только Маршалл остался сидеть за столом и в очередной раз наполнил бокал. Брайони привстала, увидев что-то на стуле, где сидел Джексон, и опять по-девчачьи пронзительно вскрикнула:
– Письмо!
Это был конверт. Она схватила его и хотела было уже вскрыть, но Робби не удержался и спросил:
– Кому оно адресовано?
– Здесь написано: «Всем».
Оторвавшись от тетушки, Лола вытерла лицо салфеткой. Эмилия же, найдя новый неожиданный повод для демонстрации родительского авторитета, строго сказала:
– Нет, ты его не откроешь. Ты сделаешь так, как велю я. Принеси его мне.
Брайони уловила необычные нотки в голосе матери и покорно обошла вокруг стола с конвертом в руке. Отойдя на шаг от Лолы, Эмилия вынула из конверта клочок линованной бумаги. Робби и Сесилия тоже смогли прочесть через ее плечо то, что на нем было написано:
Мы убигаем потому что Лола и Бети над нами издиваютца и мы хотим домой. Простите мы захватили нимного фруктов. И пьесы не было.
Ниже мальчики затейливыми росчерками изобразили свои имена.
После того как Эмилия прочла письмо вслух, на несколько секунд воцарилась тишина. Лола сделала несколько шагов по направлению к окну, потом передумала и вернулась к столу. Покачивая головой, она рассеянно бормотала снова и снова:
– Черт, черт, черт…
Маршал подошел и положил руку ей на плечо:
– Все будет хорошо. Мы разобьемся на группы и вмиг найдем их.
– Ну конечно, – подхватил Леон. – Они ведь ушли только несколько минут назад.
Погруженная в свои мысли, Лола, казалось, ничего не слышала. Направляясь к выходу, она отчетливо произнесла:
– Мама меня убьет.
Когда Леон попытался остановить ее, тронув за плечо, она стряхнула его руку и вышла. Потом они услышали, как Дола бежит через холл.
Обернувшись к сестре, Леон сказал:
– Си, мы с тобой пойдем вместе.
– Луны нет, там совсем темно, – заметил Маршалл,
Когда все двинулись к выходу, Эмилия произнесла:
– Кто-то должен оставаться дома, пусть это буду я.
– В кладовке есть фонари, – вспомнила Сесилия.
– Думаю, тебе следует позвонить констеблю, – сказал Леон, обращаясь к матери.
Робби был последним, кто покинул столовую, и последним, как ему казалось, кто освоился в новой ситуации. Первой мыслью, не оставившей его и тогда, когда он вышел в относительную прохладу холла, была мысль о том, что его обманули. Он не верил, что близнецам угрожает опасность. Испугавшись коров, мальчики вернутся сами. Необозримость ночи за пределами дома, темные деревья, гостеприимные тени, прохлада свежескошенной травы – все это Робби прикрепит, предназначал только для себя и Сесилии. Все это ждало их, было их собственностью, которой они собирались воспользоваться. Завтра или в любой другой день, кроме сегодняшнего, все будет уже не так. Но дом неожиданно выплеснул всех, кто в нем был, в ночь, и она оказалась теперь во власти полукомического семейного катаклизма. Теперь все будут несколько часов бродить по окрестностям, аукая и размахивая фонарями. Близняшек в конце концов найдут, усталых и грязных, все начнут утешать Лолу, и после взаимных поздравлений за чайным столом вечер закончится. Через несколько дней, а может, даже часов все это превратится в забавную историю, которую будут бесконечно вспоминать всякий раз, когда соберется семья: ночь побега близнецов.
Когда Робби вышел на крыльцо, поисковые партии уже расходились по маршрутам. Сесилия шла, держа за руку брата. Оглянувшись, она посмотрела на Робби, стоявшего на ступеньках под фонарем. Ее взгляд и приподнятое плечо означали: сейчас мы ничего не можем поделать. И, прежде чем он успел с любовью кивнуть ей в ответ в знак смирения, она отвернулась, и они с Леоном зашагали прочь, выкликая имена мальчиков. Маршалл уже ушел далеко вперед по подъездной аллее, можно было рассмотреть лишь фонарь, который он держал в руке. Лолы нигде видно не было. Брайони заворачивала за угол дома. Она вряд ли захочет составить компанию Робби, и это к лучшему, потому что он уже решил: раз не может быть с Сесилией, только с ней одной, тогда, как и Брайони, предпочитает отправиться на поиски в одиночестве.
Это решение, как ему придется не раз признать впоследствии, изменило всю его жизнь.
XII
Каким бы изящным ни казалось здание в стиле Адама, как бы красиво ни доминировало оно над парком, стены его не были столь же мощными, как у феодального сооружения, на месте которого оно стояло. Глухая непреходящая тишина, владевшая всеми помещениями прежнего строения, лишь изредка наполняла дом Толлисов. Но сейчас, закрыв дверь за домочадцами и пересекая холл, Эмилия в полной мере ощутила гнетущую тяжесть. Бетти с помощницами, наверное, еще лакомится на кухне десертом, они пока не знают, что в столовой уже никого нет. Ни единого звука не слышно во всем доме. Толстые стены, их деревянная обшивка, претенциозная массивность новой лепнины, гигантская железная подставка для дров у камина, жерла сложенных из нового светлого камня очагов величиной с дверь напоминали о давно прошедших временах одиноких замков, затерянных в безмолвных лесах. Как догадывалась Эмилия, ее свекор хотел; создать атмосферу основательности и нерушимых семейных традиций. Человек, всю жизнь изобретавший железные болты и замки, знал цену спокойствия частной жизни. Проникновение внешних шумов исключалось полностью, и даже внутренние, домашние звуки скрадывались, а порой каким-то образом переставали быть слышны вовсе.