Искупление
Шрифт:
Я вижу, как моя бабушка встает с кресла. Ее лицо бледное и испуганное.
— Быстро, прикрой волосы, — резко приказывает она моей матери.
Моя мама берет шарф и повязывает его вокруг головы. Затем она обтирает руки о бедра. Я не знаю, почему она это делает сейчас. Она вытирает их только, когда ее руки мокрые. Выпрямив спину, она идет к столу по середине комнаты, где чистила картофель и клала его в миску. Сегодня на ужин картошка.
Как только моя мать добирается до стола, в наш дом врывается солдат. Моя мать передвигается к бабушке.
—
Мужчина смотрит на мою маму, потом начинает медленно смеяться. Моя мама никогда не говорила правильно по-сербски, и ее произношение выглядит довольно смешным. Папа всегда смеется над ней. Мужчина, должно быть, тоже из-за этого смеется над ней.
— Пожалуйста. В том банке есть деньги, — умоляет мама. На этот раз она даже делает ошибку, но теперь ее голос дрожит. Мама боится этого человека.
Я хочу открыть шкаф и сказать ему, чтобы он ушел, но я весь словно оцепенел. Слишком поздно закрывать глаза. Я обещал, что не издам ни звука. Интересно, где папа. Или мои братья. Или даже мой дедушка. Он глухой, поэтому может он не слышал выстрелов.
В дом заходит еще один солдат. Он ничего не говорит, подходит к маме и улыбается.
— Есть еда и деньги. Возьмите все, — говорит мама.
Он по-прежнему молчит. А потом со всей силы ударяет маму в живот, она падает на пол. Я открываю рот, чтобы закричать, но не издаю ни звука. Хотя рот широко открыт, но звук не выходит.
— Закрой глазки, медвежонок. Держи их закрытыми и не издавай ни звука, — говорит мама на боснийском.
Но я не могу. Я не могу закрыть глаза. И не могу издать хотя бы звук. Я не могу двинуться. Я оцепенел.
— Не смотри, — добавляет она. — Не смотри.
Солдат поворачивается к бабушке. Он поднимает пистолет и стреляет ей в голову. Она падает. Мать кричит, и весь мой мир разваливается на части.
Кто эти люди? Почему они убили мою бабушку?
Я не понимаю, что происходит. Человек, застреливший мою бабушку, хватает мать за волосы и поднимает вверх. Она кричит от боли. Я чувствую, как мое лицо становится мокрым, а рука сжимается. Он делает маме больно. Я должен ее защитить.
— Не выходи. Не подходи. И держи глаза закрытыми, — снова говорит мама на боснийском.
Он грубо бросает ее на стол. Миска с картофелем опрокидывается. Картошка разлетается. Одна подкатывается к дверце шкафа. Если я протяну руку через щель, смогу поднять ее и бросить в этого ужасного человека. Пока я смотрю на картошку, я слышу звук разрываемой ткани. Тут же поднимаю голову.
Я не вижу все. Только маму. Мужчина порвал ей юбку. Я вижу ее белую талию и часть белого нижнего белья. Я никогда не видел ее в нижнем белье. Она даже не сушила его на улице, потому что ей было слишком стыдно, что люди могут увидеть его. Я должен остановить этого человека.
— Не выходи. Будь хорошим мальчиком, — предупреждает мама.
— Заткнись нах*й, — ругается мужчина на сербском.
Он разрывает ее нижнее белье. Она морщится от боли и закрывает глаза. Через секунду она распахивает глаза и поворачивает лицо в мою сторону. Ее глаза видят щель между створками. Слезы наполняют ее глаза.
— Хороший мальчик. Это мой хороший мальчик, — говорит она одними губами.
Внезапно ее глаза расширяются, лицо искажается. Она сжимает зубы. Мужчина кряхтит, и все ее тело начинает двигаться вперед-назад по столу. Она не может сдержать крики от боли. Моя рука движется к двери. Мне нужно что-то сделать. Мне нужно помочь моей маме.
— Обещай…обещание это навсегда, — говорит она, как будто она видит меня.
Что-то ужасное происходит с моей матерью. Я вижу кровь, которая течет из ее губы, потому что она сильно прикусила ее.
И ботинки падают на пол. В комнату заходит еще один солдат.
— Черт, не оставляй кровавое месиво после нас, животное, — говорит он. У него командный голос.
Он встает рядом с моей матерью, и я вижу его лицо. Он расстегивает штаны и достает свою кукушку. Его кукушка большая и красная. Другие люди приходят в комнату. Они тоже заставляют тело моей матери скользить по столу.
Единственные звуки, которые она издает, говорит, что гордится мной, что я молчу. Не выхожу. И напоминает о моем обещании. Мне кажется я уже несколько часов сижу в этом шкафу, пропахшим нафталином, и вижу, как мужчины мучают мою мать, пока я застыл глазом у трещины.
— Мы убьем вас всех. Мы, бл*дь, убьем вас всех, — говорит человек, ударяя мою мать, и она падает на пол. Она не двигается. Мужчина пинает ее ногой в живот, но она даже не дергается.
Затем они покидают дом.
Я слышу их шаги перед домом, а потом звук удаляющихся грузовиков, но не могу пошевелиться. Интересно, почему не пришел папа. Или мои братья. Или Дедушка. Потом я слышу, как мама пытается вздохнуть.
В мертвой тишине, мне кажется, она зовет меня, но я не уверен. Я открываю шкаф и пытаюсь сделать шаг, но падаю на пол. У меня ноги не двигаются, как ватные. Я вижу маму. Странно. Она голая снизу до талии и вся в крови, она кашляет тоже чем-то красным.
Я трясу головой, потому что она какая-то странная.
Тогда я слышу ее задыхающийся, шипящий звук. Мама зовет меня. У меня такое чувство, будто я парю над своим телом. Я начинаю ползти к маме. С ней что-то не так. Ее тело как-то вывернуто, так наша коза лежала Ванда, когда сломала тазобедренную кость. Я приседаю рядом. Ее лицо и рот так опухли, что глаза стали щелочками.
Губы двигаются, и появляется еще один пузырь с оттенком красного. Она что-то говорит. Я опускаюсь ниже, пытаясь разобрать слова.
— Ты видел тех мужчин? — шепчет с хрипом она.
— Только одного, — так же шепотом отвечаю я.
— Отомсти за меня.
Я приподнимаюсь и смотрю ей в глаза. Я не понимаю, что она говорит. Я еще не знаю значения этого слова.
— Отомсти за меня, — повторяет она, и у нее текут слезы.
Я не понимаю, что она просит, но думаю, что это очень важно. Я киваю.