Искупленный

Ашер Лорен

Я могу это исправить. Конечно, Хлоя провела все лето, общаясь с Маттео вместо своего настоящего отца, но это не совсем потерянное время. В конце концов, он ее дядя.

Покрасневшие щеки Маттео теряют свою окраску.

— Мой брат не может приехать сюда.

— Почему? Где он? Я оплачу все, что ему понадобится, чтобы добраться сюда.

Маттео прижимает голову к груди.

Мой желудок опускается, и по коже пробегает холодок.

— Где твой брат, Маттео? — я говорю резче, чем собирался.

Маттео сидит молча, уставившись на свои руки.

Мое терпение иссякает, когда Маттео продолжает молчать.

—

Мне нужно, чтобы ты сказал, как я могу связаться с Домиником. Мне все равно, плохой он человек или проблемный, мне просто нужно встретиться с ним один раз, чтобы прояснить ситуацию. Остальное я улажу.

Он смотрит на меня, боль отпечатывается на его лице глубокими морщинами.

— Ты не можешь связаться с моим братом, потому что он мертв.

Глава 40

Сантьяго

Я давлюсь глотком воздуха.

Мертв?

Мертв?!

Как, блять, я могу это исправить, если единственный мужчина, который мне нужен умер? Я вытираю потные ладони о штаны.

Что, черт возьми, делать Хлое, если ее отца даже нет в живых?

Я останавливаюсь на одном вопросе, несмотря на поток, наводняющий мою голову.

— Что случилось?

Маттео кладет рамку на журнальный столик лицевой стороной вниз.

— У моего брата были проблемы.

— Какого рода проблемы?

— Такие, которые заканчиваются ранней смертью

Не могу сказать, что я сильно удивлен. Судя по общению с мамой Хлои и по рассказам, похоже, что у нее был определенный типаж.

— Я сожалею о твоей потере.

Он опускает голову.

— Я тоже. Боль становится легче, но потом случается что-то вроде этого, и все возвращается снова.

— Я не могу представить, каково это — иметь брата или сестру, которые страдали и в итоге умерли. От одной мысли о потере сестры мне становится плохо, — я люблю Майю всем сердцем. Если бы она столкнулась с теми же проблемами, что и папа Хлои, часть меня страдала бы вместе с ней.

— Чего я только ни делал, чтобы помочь ему. Здесь нечем гордиться, у меня не было выбора. Он был моим братом.

— Я чувствую, что он был тебе очень дорог.

— В конце концов, этого оказалось недостаточно. Я подвел его. А теперь его нет с нами, и Хлоя… Боже, что мне делать? — он проводит обеими руками по своим темным волосам.

— Ты должен сказать ей правду, — я маскирую дрожь в своем голосе. От одной мысли об этом меня тошнит.

Как бы я ни ненавидел то, что случилось с отцом Хлои, избегание этой темы не вернет его. Хлоя заслуживает того, чтобы узнать, что с ним случилось, прежде чем вкладывать больше своих чувств и переживаний в отношения с Маттео.

— Он все еще втягивает меня в неприятности, даже после стольких лет.

— Если ты не возражаешь,

я могу спросить, что с ним случилось?

— Наркотики, алкоголь, юридические проблемы. Как ни крути, он завяз во всем этом по уши. Он был не в себе до самой смерти, но я любил его, несмотря ни на что. Летом перед смертью он подсел на что-то посерьезнее, и его тело не выдержало. Он умер от остановки сердца, посреди кишащей крысами квартиры в Нью-Йорке. Его нашли только через два дня после смерти. Моя мать была абсолютно раздавлена. А я… — он прочистил горло, смахивая с щеки единственную слезу.

Черт. Какой ужасный конец.

— Я сожалею о твоей потере. Искренне сожалею.

— Потерять брата тяжело. Но потерять близнеца — это как отрезать руку.

Я содрогаюсь.

Он ругается по-итальянски.

— Прости, это был плохой выбор слов. Просто, когда я потерял своего близнеца, я как будто потерял часть себя, которую уже не вернуть. Даже несмотря на все его проблемы, мы были близки. Я имею в виду, мы были зеркальными копиями друг друга, и нам это нравилось, — небольшая улыбка расползается по губам Маттео. — Из-за этого мы попадали во всевозможные переделки, когда росли. Но я был верным до самого конца и слишком часто выручал его по жизни. Возможно, я сам был частично виноват, всегда спасая его. Мне потребовалось десятилетие, чтобы избавиться от чувства вины за его смерть. Я был поглощен мыслью, что, если бы я помог ему раньше, он мог быть сейчас жив. Может быть, он все-таки смог бы поговорить с тобой. Может быть, он мог бы встретиться со своей дочерью, — его глаза опускаются на колени. Одна слезинка скатилась по его лицу и упала на сжатые руки.

— Я не могу представить, как тебе было тяжело.

— Как я должен сказать Хлое, что я не ее отец и что настоящий отец мертв? — его голос дрогнул.

— Я не уверен, что есть легкий способ сказать ей об этом.

Он качает головой.

— Я не думаю, что смогу это сделать. Это разрушит ее.

— Что значит «ты не думаешь, что сможешь»? Ты должен сказать ей, — мне не нравится выражение его лица. Оно мне ни капельки не нравится.

— Как можно сказать кому-то, что его настоящий отец мертв? Как ты можешь ожидать, что я сделаю это?

— Я не знаю, как и что ты должен сказать, но ты это сделаешь. Она заслуживает услышать это от тебя.

— А что, если ты скажешь ей вместо меня?

Я прошипел.

— Что? — этот человек просто психопат.

— Да. Ты ее парень. Она доверяет тебе больше всех. Легче будет услышать это от тебя, а не от незнакомца, по сути. Ты сможешь смягчить удар, а потом я расскажу ей, кем был мой брат, когда она будет готова.

Я не могу найти в себе силы разбить ей сердце. Не тогда, когда я работал все лето, чтобы завоевать его.

Я агрессивно качаю головой из стороны в сторону.

— Ни за что. Ты не будешь перекладывать ответственность на меня. Она заслуживает того, чтобы услышать это от человека, который был ближе всех к ее отцу. И это не я. Я не смогу ответить ни на один из вопросов, которые у нее возникнут, — и последнее, чего я хочу, это разбить ей сердце. Я бы предпочел, чтобы это сделал Маттео.

Я не могу найти в себе силы отнять у кого-то мечту. Это случилось со мной, такая боль может быть разрушительной.