Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха
Шрифт:
Предстояли нелегкие хлопоты и переговоры с властями провинции Синьцзян: нужно было получить китайские паспорта, чтобы реанимировать право на выезд из страны с просроченными визами.
Генеральный консул Быстрое нервничал: из Москвы он получил строжайшую директиву — отправить «к нам» Рерихов как можно скорее.
Этого ни Николай Константинович, ни его спутники, естественно, не знали: игра сторон велась «под ковром».
В дело активно включился «политкоммисар» экспедиции, товарищ Блюмкин.
На семейном совете — председательствовала на нем Елена Ивановна — было принято решение: подстегнуть «новых друзей» в их хлопотах, да и в Москве об
8 мая 1926 года появился на свет уникальный в своем роде документ — в его рождении и редактуре самое активное участие принимал Яков Григорьевич.
Он был написан Николаем Константиновичем от руки, под копирку, в трех экземплярах. Вот его текст.
Завещание
Настоящим завещаю все мое имущество, картины, литературные права, как и шеры52 американских корпораций, в пожизненное пользование жене моей Елене Ивановне Рерих. После же ея все указанное имущество завещаю Всесоюзной Коммунистической партии. Единственная просьба, чтобы предметам искусства было дано должное место, соответствующее высоким задачам комунизма53. Этим завещанием отменяются все ранее написанные. Прошу товарища Г. В. Чичерина, И. В. Сталина и А. Е. Быстрова, или кого они укажут, распорядиться настоящим завещанием.
Художник Николай Рерих
На втором листе, тоже от руки, разными почерками: «Собственноручная подпись художника Николая Рериха совершена в нашем присутствии.
Драгоман генерального консульства в СССР в Урумчи
А. Зинькевич
Делопроизводитель генерального консульства в Урумчи
3. Яковлева
Настоящее завещание художника Николая Рериха явлено в генеральном консульстве СССР в Урумчи 8 мая 1926 года и записано в книгу духовных завещаний под № 1.
Консульский сбор по ст. 13 в сумме 17 лан 64 фына и 10 проц. т.е. 1 лан 76фын в пользу РОКК3, а всего девятнадцать лан 40 фын (19 лан 40 фын) взысканы по квитанции № 108.
Секретарь Генерального Консульства СССР в Урумчи
П. Плотников
Один экземпляр «Завещания» остался у Николая Константиновича Рериха. Два других Быстрое переслал в ОГПУ Трилиссеру, тот оставил «у себя» один, а другой был направлен в Нью-Йорк Буддисту, то есть Луису Хоршу, директору чикагского института искусств, который ведал всеми финансовыми делами Рериха в Америке, на всякий непредвиденный случай: согласитесь — под Трансгималайскую экспедицию деньги давались просто огромные. Это не только американский миллион долларов, но и то, что получал — и не раз — глава грандиозной культурной миссии и от Горбуна, своего «научного секретаря», и от «ламы», политкомиссара экспедиции, товарища Блюмкина; через них финансировалась экспедиция с Лубянки.
…Китайские паспорта были получены, все формальности улажены. Дело в том, что власти Китая не хотели продвижения рериховского каравана через свою территорию в Монголию: чутье им подсказывало, что во всей этой истории есть что-то, чреватое политическими осложнениями, и, может быть, не только политическими. Так что поскорее бы эти не то американские, не то русские «исследователи старины» отправились куда угодно из страны, которую и без них сотрясает гражданская война.
16 мая 1926 года Рерихи покидали Урумчи.
Пасторально-идиллическая запись в дневнике Hиколая Константиновича:
Все хорошие люди из Урумчи провожают нас. Прав да, сердечные люди. Точно не месяц, а год прожили с нами. Посидели с нами на зеленой лужайке за городом. Еще раз побеседовали о том, что нас трогает и ведет. Почувствовали, что встретятся с нами еще раз, и разъехались.
Налево лиловели и синели снежные хребты Тянь-Шаня. За ними осталась Майтрея. Позади показался Богдо-Ула во всей своей красоте. В снегах сияли три вершины, и было так радостно и светло, и пахло дикой мятой и полынью. Было так светло, что китайская мгла сразу побледнела54.
Путь до озера Зайсан, расположенного на китайско-советской границе, занял две недели.
Из Зайсана берет начало река Иртыш. Тут уже свои; пограничные формальности позади. Надо добираться до Тополева мыса, там причал. По Иртышу ходят пассажирские пароходики до Семипалатинска. Оттуда идут к Омску уже солидные двух— и трехпалубные пароходы. Так и решили достигнуть Омска — по Иртышу.
Путешественников четверо: семейство Рерихов и политкомиссар Блюмкин, который наконец представился:
— Константин Константинович Владимиров, прошу любить и жаловать.
Он заправляет всем: билетами, извозчиками, проводниками, размещением на ночлег. Вокруг него еще несколько человек, пять или шесть — появляются, исчезают, что-то приносят, во время долгих переходов до озера Зайсан они были в охране, впереди и позади, но на некотором расстоянии. И эти люди-тени никогда не вступали ни в какие разговоры.
4 июня 1926 года из Семипалатинска отправились в Омск на пароходе «8 февраля». У Рерихов каюта-люкс. Пароход отходил ночью, грузились в три часа, было светло и холодно.
На следующее утро Рерихи не вышли к завтраку, решили выспаться.
В полдень в дверь каюты энергично постучал Константин Константинович:
— Товарищ Рерих, простите… На несколько минут. Они вышли на палубу. Припекало солнце. Иртыш был могуч, широк; навстречу неуклюжий буксир с трудом тянул вереницу барж с черными горами угля.
«Какой великолепный контраст, — подумал живописец. — Нежно-голубое небо и аспидно-черные курганы угля на серой воде».
— Николай Константинович, — Блюмкин протянул Рериху вчетверо свернутый лист бумаги. — Прочитайте. И примите к строжайшему исполнению. Надо бы посвятить в суть дела Елену Ивановну и Юрия Николаевича без ссылки на источник… Ну да ладно! Ведь у вас от них секретов нет, не так ли? Особенно от супруги… Прочитав, сожгите. Или лучше верните мне. Я сам сожгу. И не опаздывайте к обеду — обещают стерляжью уху и расстегаи.
Товарищ Владимиров ушел, напевая что-то мажорное.
Рерих развернул лист бумаги, прочитал:
Строго секретно. Конфиденциально. В собственные руки. Товарищу Рериху Н.К
Уважаемый Николай Константинович!
Ваше пребывание в СССР нелегально. Или, в лучшем случае, полулегально. Для разведок западных стран и также Японии, Индии и Китая, но прежде всего — Англии, ваша экспедиция, продвигаясь в Монголию, затерялась месяца на два-три в Западном Китае.
Конечно, шила в мешке не утаишь, особенно многое известно китайцам, но пусть это будут только слухи, которые всегда можно официально опровергнуть.
Наша с вами главная задача: ничего о вашем пребывании в СССР не должно появиться в печати.
Поэтому:
1) В пути до Москвы, по возможности, никаких официальных встреч (впрочем, местные товарищи будут предупреждены). И категорически — никаких контактов с журналистами, никаких интервью и проч.
2) В Москве — то же самое и еще более — категорически. Об этом мы позаботимся сами, но и вы имейте в виду.
Яхонт
1.VI. 1926 г.
Москва
Приписка рукой Глеба Ивановича Бокия: «Прочитав, уничтожьте».