Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха
Шрифт:
Вчера вечером под дверью квартиры мистический ученый обнаружил конверт (почтовый ящик кто-то отодрал от двери, как и все остальные ящики в его подъезде). В конверте оказалось два листка: пропуск — такому-то явиться в Петроградскую ЧК 27.01.1920 г. к 17 часам в комнату № 6; неразборчивая подпись, печать. Получив такую бумажку, иной гражданин, особенно если сердце слабое или воображение богатое, уже дома может дух испустить. Александр Васильевич Барченко, пожалуй, приближался к этой разновидности российских интеллигентов, но была в конверте еще записочка, от руки написанная, и в ней говорилось:
«Нет! Как хотите, уважаемые! Такими записками, чтобы потом к стенке поставить, не заманивают», — так про себя рассуждая, подал Александр Васильевич пропуск красноармейцу при дверях — на сей раз это был мужик лет сорока. Рассмотрев пропуск, охранник обронил: «Проходи!»
Два лестничных марша на второй этаж, длинный коридор — двери, двери, двери… На этот раз везде тихо и людей не видно.
«Да ведь воскресенье сегодня!» — сообразил мистический ученый.
А вот его дверь № 6.
Постучал троекратно и вежливо.
— Прошу, прошу, Александр Васильевич! — тут же прозвучало приветливо в ответ.
В просторном кабинете оказался только его хозяин, Дмитрий Наумович Картузов. Он при появлении мистического ученого и философа весьма поспешно поднялся со своего троноподобного кресла.
Крепкое рукопожатие, приветливая улыбка на умном лице с воспаленными от бессонных трудовых ночей глазами.
— Вы уж простите, что в воскресенье. Да вот, пожалуйста, присаживайтесь на этот стульчик. В будни, знаете ли, сутолока, все время народ, неотложные дела… Чтобы поговорить по душам, не торопясь — ни-ни. Ну рассказывайте, как вы, Александр Васильевич? На службе, дома? Я слышал, жена в деревне?
— Да, у родителей, — невольно грустно вздохнул ученый. — Там хоть прокормиться можно, еще кое-что из. съестного крестьяне продают.
— Да, да, дорогой мой! Труднехонько живем. Весьма и весьма! Но ничего! Уверяю вас, наступят лучшие времена. Не за горами. Помните, у Антона Павловича Чехова? «Мы еще увидим небо в алмазах!»
— Может быть, — вяло согласился Барченко.
— А у вас, Александр Васильевич, сейчас основной заработок — это ваши лекции-диспуты?
— Да… В рабочих клубах, все на том же Балтфлоте. Но оплата…— мистический ученый встревожился и замолк.
— А мои молодцы, вы знаете, не раз побывали на ваших лекциях. В восторге! В полном восторге! Я вот все никак не выберусь, дела, работа адова… Вы, кажется, еще и свое образование завершаете?
— Надеюсь весной закончить одногодичные курсы на естественно-географическом отделении Второго педагогического института.
— Я слышал, вы и по геологии специализируетесь? «Все-то они про меня знают».
— Верно. Я еще до событий… Простите, до революции держал экзамен по геологии и основам кристаллографии в Военно-медицинской академии, — Александр Васильевич сдержанно улыбнулся. — Между прочим, получил оценку «отлично».
— Похвально, похвально!
– Дмитрий Наумович дружески похлопал воскресного визитера по плечу. — И работать, и учиться…— Хозяин кабинета вдруг замолчал, о чем-то задумавшись.
Возникла пауза.
— Вот что, дорогой Александр Васильевич, — заговорил Картузов деловым тоном. — Мы недавно посоветовались с товарищами и решили вам посодействовать.
— В чем? — осторожно задал вопрос Барченко.
— Вы, конечно, про институт академика Бехтерева слышали?
— Кто же в научном мире не знает института Владимира Михайловича!
— И прекрасно! Чудно… Весьма и весьма. Представьте, мы с Владимиром Михайловичем недавно о вас говорили. Оказывается, вы у них с лекцией об этой… Шамбале выступали?
— Было дело.
— Академик о вашей лекции отозвался очень высоко, — и опять молчание.
— Словом, так, — продолжал Дмитрий Наумович, похоже, после каких-то внутренних колебаний. — Вам предлагается место в институте товарища Бехтерева, — на слове «товарища» было сделано ударение. — На кафедре, как сказал сам Владимир Михайлович, телепатии и гипноза. С профессорским окладом.
— Я не ослышался? — вырвалось у Александра Васильевича.-• С профессорским окладом?
— Вы не ослышались. И с продовольственным пайком первой категории.
— Боже мой! — пролепетал мистический ученый.
— Завтра же и отправляйтесь прямехонько к Владимиру Михайловичу. Он вас ждет.
— Я не знаю, как вас благодарить…
— Никаких благодарностей! — перебил растроганного гостя хозяин кабинета. Мы это делаем исходя из самой горячей симпатии к вам.
— Спасибо! Спасибо… Я…
— Впрочем, Александр Васильевич, есть одна маленькая просьба.
— Я весь внимание… Дмитрий Наумович…Здесь, пожалуй, уместно сделать отступление и забежать вперед, в близкое, но непредсказуемое будущее.
30 января 1921 года на заседании Ученой конференции Института изучения мозга и психической деятельности — или, как его в ту пору называли в Питере, Института мозга — его директор, академик Владимир Михайлович Бехтерев, выдающийся русский невролог, психиатр и психолог сказал следующее:
— Господа! — обращение «товарищ» он пока игнорировал. (До поры, до поры. С волками жить…) — Наша конференция называется «На Муроме». Ее результатом будут не только наши совместные выводы о предмете, который мы подвергаем тщательному, однако лишь теоретическому исследованию, но и научная экспедиция на Кольский полуостров, средства на которую, хотя и мизерные, нам удалось получить из государственной казны. Да, в Лапландию для изучения и исследования непонятного загадочного заболевания «мереченье» мы отправим научную экспедицию. И возглавить ее я предлагаю Александру Васильевичу Барченко, который работает у нас недавно, но зарекомендовал себя блестяще! Я подчеркиваю — блестяще.
Раздались дружные аплодисменты.
Академик Бехтерев и Александр Васильевич не могли не сойтись, встретившись однажды. С 1918 года Институт мозга под руководством Владимира Михайловича занимался поиском научного обоснования феноменов телепатии, телекинеза, гипноза. Научных поисков гениев не могут остановить никакие катаклизмы, в том числе и революции и гражданские войны — их прерывает только земная смерть. Сам Бехтерев именно в те первые советские годы провел серию работ по изучению телепатии в опытах на человеке и животных. Наряду с клиническими исследованиями в Институте мозга проходили апробацию методы электрофизиологии и нейрохимии.