Искушение ворона
Шрифт:
Тогда, в балтиморском аэропорту, подсказка профессора, его смешная теория пупков, спасла ее, когда адское пламя уже лизало ей руки, как этот мифический пес у ворот в царство мертвых. Как звали эту тварь? Профессор знает… И теперь он говорит такие нужные ей вещи. Словно дает рыцарю перед смертельной схваткой боевой девиз и святое благословение.
– Даже если человек уже заглянул в огненную пропасть, если одна его нога уже занесена над разверзшейся бездной?
Леди Морвен вдруг взглянула на пылающий огонь в камине, и ей показалось, что пламя, качнувшись, кивнуло ей.
…И бездна нам обнаженаС своими страхами и мгламиИ нет преград меж ей и нами –Вот отчего нам ночь страшна! –Профессор нараспев продекламировал стихи, глядя в потолок на лепнину. После чего внимательно посмотрел в лицо леди Морвен, на котором играли отблески каминного огня.
– Вы хотите спросить, может ли человек воспарить над бездной? Но любой человек, если душа его жива, если он не совсем бессмысленное и бесцельное животное, живет, чувствуя эту бездну. Если уже стоишь над бездной и назад дороги нет, остается одно – воспарить над ней! Надо действовать, совершать поступки! Как действовал смешной герой моей последней лекции и великого романа князь Мышкин… Ведь Достоевский, Толстой, Тютчев писали как раз об этой бездне. Я считаю, в европейской культуре только один человек сравним в этом с русской литературой. Гете со своим «Фаустом».
– Мне помнится, доктор Фауст подписал кровью договор с Мефистофелем?
– А Фауст при этом спрашивал черта: разве недостаточно слова? Мне, например, кажется, что достаточно и дела. На Руси был такой обычай. Кто продавал свою душу черту, писал договор, оборачивал им камень и бросал в омут, к чертям. Это предрассудки.
– Бумага, камень… Знаете, профессор, такую детскую игру «бумага – камень – ножницы»?
– Вот-вот. Играть с чертом можно. Делаешь ход – удача, другой – удача… Русская поговорка гласит в таких случаях: сам черт ему не брат! Кажется, всего достиг, чего желал. Заветная высота. А тут и предъявляет тебе черт свой договорчик. Я же ничего не подписывал! Как же-с, скажет бес, играл со мною всю жизнь, по моим правилам, подарочки судьбы от кого получены знал, а теперь и отпираешься? А вот тебе расписочки твои в получении всех благ и почестей. Ведь расписываться кровью можно не только на бумаге. Ну, последний раз сыграем?
– Сыграем, – неожиданно для себя тихо ответила Татьяна.
Опять, как тогда в аэропорту, что-то мелькнуло в чудаковатом облике Делоха от Вадима Ахметовича и пропало.
– Но, уважаемый профессор, Фауст сгубил не только себя, а и Гретхен, свою возлюбленную.
– Не совсем так…
– Хорошо. Но как ему было спасти себя и своих близких, кого он невольно погубил?
И своих близких… Теперь Татьяна собиралась спасать Питера Дубойса, засунутого в психушку… Да разве его одного? Что-то непонятное происходило в жизни Павла. Газеты писали какие-то гадости про совращение несовершеннолетней, растрату казенных денег. Впрочем, относительно Павла у нее были догадки. Все фирмы, в которых работал ее бывший муж, входили в круг интересов Гейла Блитса. И кое-что о проектах последнего она слышала… А тут еще Ленька Рафалович! Друг Павла и Ника. Тоже в тюрьме. Подозревается в убийстве какого-то Морфия или Опиума. Какой-то бред! И эта ее тезка, жена Павла… Им всем нужна была ее помощь. И она должна им помочь…
– В поэме есть важное место. Я думаю, Гете вложил здесь в уста небесных ангелов свою собственную мысль. Да ведь и сам великий поэт писал, что в этих стихах – ключ к спасению Фауста…
– Какие же это стихи, профессор? – Татьяна чуть не вскрикнула.
– Минуточку… Как же это я позабыл… Нет, не то…
– Ну же, профессор, вспомните! Мне это очень важно!
– А! Вот вам вольный перевод с немецкого: «Тех, кто не пощадит себя в вечном порыве, мы сможем спасти!» Вот что поют ангелы. Вот почему звучит голос свыше над падшей Гретхен: «Спасена!» Вечная любовь тогда поспешит на помощь этому человеку!
– Тех, кто не пощадит себя в вечном порыве, мы сможем спасти… Так профессор?
Леди Морвен плеснула остатки виски из своего стакана в камин, и пламя ярко, зло и весело взвилось вверх.
Павел Розен – Клэр Безансон
Ред-Рок, Аризона
Июль 1996
Уже более суток они с Клэр скакали на лошадках по красным камням Аризоны.
– Знаешь, я такая умная, – сказала Клэр, привалившись Павлу на живот своей кудрявой головкой, когда на ночном привале они грелись возле костра, – я такая умная, я только в последний момент сообразила, что контроль-браслеты не только у нас с тобой, но и на лошадях такие же датчики движения…
– И ты их отключила? – спросил Павел.
– Конечно, милый, иначе бы нас через час уже нагнал вертолет…
– А как рано нас хватятся? – спросил Павел.
– Мы уехали в пятницу вечером, так?
– Так…
– Система аварийного контроля не сработала, потому что нас никто не преследует, так?
– Так…
– Значит, нас хватятся только в понедельник, когда мы оба не явимся на работу, – сказала Клэр.
– Значит, у нас двое суток…
– Да, у нас двое суток, – ответила Клэр и потянулась губами к его губам…
Они скакали по красному песчанику, поднимая облака красной пыли.
Павел натянул на рот шейный платок, на манер ковбоев в фильмах с Джоном Вэйном, Юлом Бриннером и молодым Ронни Рейганом…
Клэр была прекрасна на своей каурой.
Если б только у Павла было настроение любоваться ее прямой горделивой посадкой в седле!
Они скакали на северо-восток.
В противоположном направлении от ближайшего хайвэя.
Они специально не поскакали к федеральной дороге номер пятьдесят пять, понимая, что как только обнаружат их исчезновение, спущенные с поводков ищейки побегут к ближайшему шоссе и вышлют патрули к самым границам штата и даже за его пределы. Фокус и состоял в том, что они направили своих лошадей не к пятьдесят пятому хайвэю, а к городку Форт-Люси.
В Форт-Люси был маленький частный аэропорт.
А у Клэр было около тысячи долларов наличными, и за эти деньги можно было нанять пилота, чтоб долететь до Далласа… А там, по словам Клэр, у нее есть номерная банковская ячейка, содержимое которой поможет им окончательно затеряться и какое-то время жить без проблем.
– Я нахлебником у тебя не буду! – заявил Павел.
Клэр только улыбнулась.
– Тебе никто и не предлагает. Отработаешь до последнего цента…
Павел рассмеялся и заключил ее в объятия. Будущее предстало не таким уж безнадежным…
Но до Форт-Люси было двести миль. И они скакали по красному песчанику, поднимая облака красной пыли.
За вторые сутки они проскакали почти шестьдесят миль.
Вместе с сорока милями, что они проскакали в пятницу, это составило почти половину расстояния.
– Лошади очень устали, – сказала Клэр, озабоченно осматривая ноги своей каурой.
– Доскачем ли? – спросил Павел.
– Не знаю, может, придется еще идти пешком, – ответила Клэр.
– Мне не впервой, – сказал Павел, раскладывая спальный мешок.