Искушение
Шрифт:
— Надеюсь, что все-таки пьяна! — чуть не прорычал он. — Потому что мне было бы просто противно думать, что ты вела себя как полная дура, находясь в здравом уме и трезвой памяти.
— Я вела себя как дура?! — возмутилась Мэри, опускаясь на каменную скамью и желая хоть раз по-настоящему глубоко вздохнуть, чтобы наполнить воздухом горевшие огнем легкие.
Но Патрик рывком поставил ее на ноги.
— А как еще можно назвать то, что ты позволяла этому надутому павлину лапать тебя на глазах у всех?!
У Мэри подкосились ноги, и она чуть не упала прямо на
— Никто меня не лапал! И Дэвид вовсе не надутый павлин… — запротестовала она, уцепившись за лацкан его смокинга.
Даже при слабом свете звезд Мэри увидела, что черты Патрика исказились от гнева.
— Ты никогда не перестанешь играть в эти игры? Ты ведь чертовски хорошо понимаешь, что я имею в виду вовсе не Дэвида Барримора!
Только сейчас до нее дошло, что же вызвало его возмущение, и тут же ее собственный гнев куда-то исчез. Сердце Мэри запело от радости.
— Патрик! — выдохнула она. — Да ты, оказывается, ревнуешь! К этому Антонио Росси, ко всем прочим, чуть ли не к стенке! И когда только ты перестанешь нести полную чепуху и наконец-то поцелуешь меня?
Больше слов не понадобилось. Патрик запустил пальцы одной руки в высоко взбитые локоны ее прически, а другой обнял Мэри за талию и плотно прижал к себе, накрыв ее рот своими губами.
Этим поцелуем он украл ее душу! Забрал ее сердце и сделал его своим на всю жизнь. Ничто другое значения больше не имело, и Мэри была уверена, что и Патрик чувствует то же самое. Потому что, когда она взяла его руку и прижала к своей груди, он не попытался остановить ее. Более того, проведя ладонью по легкому как пушинка шифону, он добрался до целомудренно неглубокого выреза, где нашел ряд крючков и петелек.
Его гибкие и проворные докторские пальцы быстро справились с нехитрой задачей, и Мэри почувствовала, что фамильные жемчуга Дюбуа уже лежат на ее голой коже. Патрик покрыл шею Мэри легкими быстрыми поцелуями, а потом его горячие, влажные губы оказались на ее соске.
Мэри сдавленно вздохнула, утопив свое лицо в его густых волосах и моля Бога, чтобы ничто не нарушило этого волшебства. Но цветные фонарики, развешанные на деревьях, приглашали всех желающих побродить по саду. Кто-нибудь из гостей мог натолкнуться на них в любой миг; чьи-то голоса уже раздавались поблизости…
Патрик тоже услышал их. Развернув Мэри к себе спиной и загородив от посторонних взглядов своими широкими плечами, он быстро навел порядок в ее туалете. Боже, неужели сейчас все кончится?! Неужели он опять оттолкнет ее, как делал это всегда?! Но ведь он сгорает от желания, это невозможно скрыть!
— Пойдем со мной! — решительно сказала Мэри, беря его за руку.
Позади пруда с фонтаном дорожка уходила в сторону. Мэри повлекла Патрика по этой темной узкой тропинке, на каждом шагу покрывая поцелуями его губы, соблазнительно прижимаясь к нему, а потом неожиданно отстраняясь. О, она прекрасно знала, что сейчас он пойдет за ней куда угодно!
Они вышли на дальнюю часть автомобильной стоянки. Никаких романтических фонарей, способных кого-нибудь внезапно привлечь, здесь и в помине не было. Но не было и никакого подобия шелковистой лужайки, готовой принять тела любовников, забывших о приличиях в слепой, всепоглощающей страсти. Одни гладкие, как бы уснувшие кузова машин, металл которых холодил их разгоряченные тела.
Мэри уловила его сдавленный вздох и поняла, какую муку испытывает сейчас Патрик. Она опять притянула его к себе, изогнувшись так, чтобы как можно плотнее прижаться к нему, и у нее моментально появилось ощущение, что она создана именно для этого мужчины.
Слава богу, что она не видела себя со стороны в тот момент, когда тишину ночи потревожил тихий шорох расстегиваемой молнии его брюк. Ни о чем не думая, переполненная любовью и желанием, Мэри сама предлагала ему себя.
Патрик сильными толчками входил в нее, блуждая губами по ее лицу, шее, груди. Прошло уже одиннадцать лет, с тех пор как они пережили такую же интимную близость, но с тем же успехом это могло быть и вчера. Он тонко уловил тот миг, когда она в полной мере испытала чувственный восторг, и, хотя это было ему невероятно трудно, замедлил ритм своих движений, чтобы продлить сладостные мгновения.
Мертвой хваткой вцепившись в ткань его смокинга, Мэри наконец-то достигла вершины блаженства — одновременно с Патриком. Громко застонав, он едва удержал ее в руках и продолжал прижимать к себе, пока она вся таяла от наслаждения, дрожа и теряя последние силы.
Мэри почувствовала, что слезы рекой потекли по ее лицу, превратив звезды на небе в миллион сверкающих призм.
— О, Патрик!.. — едва выговорила она, чуть не задохнувшись при этом. — Как же долго я ждала этого момента…
Мэри все еще продолжала бороться за хотя бы один глоток воздуха, а его дыхание уже успокоилось. Более того, он неожиданно абсолютно переменился и глядел на нее сейчас хмуро и недовольно.
— Ну, и что мы всем этим доказали? — раздался его раздраженный голос. — То, что мозги находятся у нас не там, где у остальных людей.
Мэри была потрясена. На нее вдруг повеяло могильным холодом.
— И это все, что ты можешь сказать мне, Патрик? — надломленным голосом проговорила она.
— А ты ожидала услышать, что произошло чудесное превращение? Что я опять стал тем человеком, которым был когда-то?
— Ты мог бы сказать, что любишь меня… — прошептала Мэри, но он уже не слушал ее.
— Ты вбила себе в голову дурацкую мысль, что обязана спасти мою душу независимо от того, хочу я этого или нет! — Патрик выстреливал словами, как пулями. — А что, если у меня вовсе нет души, которую стоило бы спасать, Мэри Клэр? Что, если мне не нужен ангел-хранитель, который мог бы наставить меня на путь истинный?
Оказывается, разбитые надежды могут вызывать не только слезы. Мэри вдруг буквально затрясло от злости.
— А вдруг я обычная дурочка, влюбившаяся в бесчувственного, ни на что не способного идиота? В человека, который многие годы назад повернул в себе какой-то главный выключатель и в результате стал таким же интересным, как какой-нибудь безмозглый лемминг?! — прокричала она.