Искушения и искусители. Притчи о великих
Шрифт:
Третье: звезды. Помните: вы живете в мире, где все покупается и продается. В прошлом году за съемочный день звезде давали по 10 тысяч рублей, и она брала. Сегодня мы уже всех их видим на рыночном экране, наших добрых, старых: Смоктуновского, Юрского, Гундареву, Удовиченко, Караченцова, Смехова, Догилеву, Крючкову, Куравлева, Тараторкина, Васильеву и многих других.
Недешево, согласен. А в нынешнем году будет и вовсе запредельно. Но есть хитрость: не давать звездам главных ролей. Пусть радуют зрителя своими популярными лицами, возникая время от времени и как бы намекая на общий могучий интеллектуальный подтекст. Вперед — молодых и
Четвертое: драматургия. Она, в общем, тоже не больно-то нам нужна. Заказчик уже знает, чего хочет. Его жизнь протекает в разнообразной борьбе, поэтому он любит, чтоб в названии кино было слово «кровь». Или «смерть». Он сугубый реалист, и конечно же, более всего интересны ему способы борьбы. А драматургия в любой афере уже есть. Остается только зафиксировать. Все.
Ну подумайте: он простой бывший советский человек. Какие там у него невиданные желания?! Он вовсе не требует, чтобы купленное им искусство непременно «отражало нашу действительность». Пусть отражает не непременно. И не всю. В общем, как хочет. Главное, чтобы оно отражало представления о жизни заказчика. За его деньги. Требование справедливое. Зато, глядя новое кино, мы прежде всего узнаем, что же представляют собой сами наши будущие хозяева. Новое кино — социальный определитель. Почему нет?
Но вернемся к желаниям заказчика. Судя по кинорынку, желаний у него было три. Первое. Он хотел бы полюбоваться не на одну аферу, а на целый букет. То есть он хочет мафию? О’кей. Он ее получит.
Снимать будем что-нибудь из недавнего прошлого, чтоб уж совсем-то не нарываться. Кино назовем «Линия смерти». Пусть у нас будет тут какой-нибудь наемный убийца, такой советский Люка Брази. Такой невыразительный, с маленькими глазками, в общем, профессионал. Потом девицы. Девицы будут трахаться с клиентами.
— С какими клиентами, шеф?
— С разными, с отвратительными.
— А при чем тут убийца?
— А он это… Ну… Ему велено замочить сутенера этих девиц, такого начальника то ли министерства, то ли ведомства, он девиц подкладывает в койку к своим заграничным партнерам после бани. Но тут Люка прокололся. Жадность фраера сгубила. Мало ему показалось обещанных за дело кусков, он еще и с девицами договорился, будто это он для них, так сказать, эксклюзивно, пришьет их любимого начальника. И они по сусекам наскребают ему на дополнительный колобок.
— Но зачем им-то убивать своего кормильца?
— Да… откуда я знаю?!
— А-а, понятно зачем!
— Зачем?
— Ну, бляди, шеф!
— Молодец! И тут нашего профи за жлобство прихватывает главный плательщик, жуткий мафиози со Старой площади, член ЦК КПСС. Играть будет Смоктуновский.
— ?
— Тут нужна тонкая штучка. Чтоб был обаяшка, интеллигент, со старомосковским выговором, может быть, даже член Политбюро.
— Со старомосковским?
— Да, и чтоб никакого гаканья, это они на трибуне были придурки, а за кулисами — шекспировские персонажи. Не надо вызывать у народа комплекс неполноценности, что ж, семьдесят лет нам недоумки, что ли, лапшу на уши вешали?
— Понятно, а снимет это все, конечно, акционерное общество «Кредо» и привезет к Рудинштейну?..
— Вот-вот. Оно уже и сняло. Но испортили сюжет, шляпы. Жадина-профи у них ровно посреди фильма растворил вдруг пасть и начал шпарить прямо по Новодворской: «В блокаду в Ленинграде дети умирали, трупы на улицах, а начальство жрало ананасы, не-на-вижу!!! Та-та-та-та!» Оказалось, он идейный борец. Я так понимаю, это у режиссера дрогнула рука, вспомнил внутреннего цензора. А у зала, который все это в Сочи увидел, челюсть отпала. Интересно, если купят они «Линию смерти», выстригут идейный кусок или нет? Нет, наверно, народ незатейливый, да и прижимистый, чего ж товар урезать?!
Второе желание было: много девок. Третье: заграница. Можем снять? Да хладнокровно. Можем даже объединить два желания, получится: много девок за границей. Значит, у нас будут сразу: дочь греческого миллионера Ника, итальянская проститутка Роза, сингапурская певичка Медж, китайская официантка Фей-Янь, американка Обри, между прочим, лейтенант полиции, и русская девушка Катя. Все за границей.
— А Катю-то как туда занесло?
— Ветром. Она парашютистка.
— А на кой они вообще-то собрались, девки эти?
— Грабить банк.
— ?
— А что? А! Понятно. Добавляем туда Лулу, взломщицу, но в настоящее время послушницу бельгийского монастыря.
— А к чему греческой миллионерше грабить банк?
— Да, действительно. Ну-у… это будет банк не простой. В этом банке хранится сперма!
— Чего?
— Ну, сперма разных знаменитостей, для искусственного осеменения. Хранится в этой… В банке.
— И что?
— Девицам не нравится искусственно осеменяться. Они считают, что сперме место не в банке, а на свободе.
— Кайф! А это кто же все снял?
— Езжайте в город Минск на студию «Витт». Пока вы тут все еще задаете вопросы, они уже имеют этот фильм. Назвали «Чертовы куклы». Молодцы!
Нет, нет, желания номер три кинорынка «Куклы» совсем не удовлетворили. Вдруг оказалось, что желание было огромным. И что весь прошлый год частник снимал кино именно и прежде всего «про заграницу». Потому что одно дело — смотреть через замочную скважину на себя, совсем другое — увидеть там рай.
Эти чистые пряничные города, новогодние елки магазинов, заколдованные замки, хрустальные ручьи, раскидистые деревья, а вместо листьев денежки. И эта легкость в обращении с вещами — слушайте! — это невыносимо: захлопнул небрежно дверцу автомобиля и, не запирая, даже щеток не сняв, бегом, на целую ночь, по бабам. А бабы! И эти дебиловато-доверчивые люди, живущие в раю. Зачарованно внимающие лощеным умницам и хитрецам, перед тем как отдать им свои богатства. Нетронутые пастбища, стада непуганых идиотов, которые не стрижет только безрукий. И сколько их ни стриги, все вырастает наутро, и еще пуще. Цветущий мир, снятый в Одессе, заграница, которая не лежит от нас ни на запад, ни на восток, которой нет вообще на Земле. Остров Крым. Где есть всё и все говорят по-русски. Великая Совковая Мечта. Мечта свирепая, прожигающая: туда-туда, из Москвы, из этой сучьей страны, с этой помойки, где, чтобы выжить, надо маму родную продать.
А вот был случай, ехал в поезде такой пожилой уже дядечка, заграничный дирижер, попал к нам на гастроли. Ехал в СВ с прехорошенькой девчонкой, трахнул ее, естественно, на сон грядущий, девчонка-то наша была, так радовалась везухе. Но приехали, взглянул дирижер на девочкину маму на перроне, и крыша у него поехала. Представляете, оказывается, эта мама — его бывшая жена. То есть, господа, он, извините, выходит, только что трахнул собственную дочку!
— Иностранец?
— Да какой он иностранец, он эмигрант.