Искушения олигархов

Генералов Павел

Грузовые отсеки вертолёта были под завязку набиты крупами, сахарным песком, мукой, коробками с сигаретами и спичками и, главное, ящиками с огненной водой, охотниками до которой здесь были, кажется все. Начиная от младенцев и заканчивая древними старухами. Именно старухами, потому что стариков здесь было заметно меньше — видимо, он первыми падали в неравном бою с привозными благами цивилизации.

Кроме Васи, экипажа и трёх парнишек–грузчиков в этом полёте был ещё один, незапланированный пассажир. Точнее, пассажирка — Алевтина Ивановна. Тётка из Ондырского

отделения сбербанка. Она везла для илерейских пенсии и детские пособия за последние три месяца.

— Всё лето борта подходящего не давали, так что спасибо вам, Станислав Евгеньевич, выручили! — благодарила Алевтина, прижимая к груди сумку с деньгами, с которой не расставалась на протяжении всего полёта.

— Тут такой парадокс выходит, Станислав Евгеньевич, — пояснил Вася. — Возить деньги — дороже самих денег! Но ведь люди–то в этом не виноваты.

— Только у меня к вам просьба будет одна, уж не обижайтесь, — поверх сумки виновато глянули на Котова глаза Алевтины. — Вы водку им давайте только после того, как я деньги раздам, ладно?

— Да пожалуйста! — разрешил Стас. — А что, это проблема — раздать деньги?

— В сочетании с водкой — да. Икоты — они ж как дети малые! Увидят бутылку и остальное для них уже не существует. Ищи их потом по всему посёлку, — Алевтина первой стала пробираться к выходу. Вертолёт уже сел и гул мотора начал стихать.

… Местный клуб, несмотря на внешние колонны, внутри оказался похож на большой дощатый сарай. В этом сарае, к счастью, отапливаемом, Стас и произнёс очередную пламенную речь. О великом будущем великой Икотки, о славных и мужественных жителях севера. Славные икоты одобрительно кивали головами в пушистых шапках, а мужественные даже что–то записывали в блокнотиках, подаренных участникам встречи. С каждого блокнотика скромно улыбался Стас.

Сразу после выступления началась раздача слонов. К столику Алевтины выстроилась небольшая очередь из стариков и женщин. Женщины старательно пересчитывали немногочисленные купюры и бережно прятали их в юбках. А старухи относились к деньгам с таким почтением, что было понятно — это большая редкость в здешних краях. Наблюдательный Стас заметил, что одни и те же старушки по несколько раз отстаивали очередь, чтобы поставить очередную закорючку–подпись в ведомости и получить очередную денежку.

Это похоже на Гоголя, — подумал Стас. — Что–то типа «мёртвых душ», что ли? Впрочем, эти икотские хитрости его мало касались. Пусть собес и сбербанк сами разбираются, кому и сколько платить.

Крупа, мука и сахар шли на «ура». За них тоже полагалось расписываться. Списки избирателей Стасу, покряхтев и поохав, выдали в областной избирательной комиссии. Глава комиссии так нудно жужжал о «нарушениях» и «правилах», что Стас велел Полубояринову отстегнуть сверх договоренной суммы ещё пару стольников.

Пайки раздавали от имени благотворительного фонда «КОТОВ», который Стас зарегистрировал на имя троюродного брата. Этот нехитрый трюк позволял сыпать крупу и лить водку направо и налево не только сейчас, но и во время будущей избирательной кампании.

Котов–то Котов, да не совсем тот, ни один юрист не докажет факта подкупа избирателей.

И всё же главной героиней илерейской встречи стала водка. Когда Алевтина закончила с пенсиями, к столику выстроилась не очередь, а очередища. Первыми в ней стояли, конечно, мужчины. Гвалт и ор поднялся такой, будто в курятник забрёл неосторожный волк.

Стас вышел на крыльцо клуба, чтобы отдышаться и послушать тишину.

— Ваш приезд — на год воспоминаний. И сейчас выпьют, и будет на что новой водки купить. Ведь почти все деньги с пенсий уходят именно на неё, родимую, — вышедший вслед за Стасом Полубояринов указал на довольно молодого местного парня. Парень, как к женской груди, жадно присосался к бутылке. Он пил прямо из горла, безо всякой закуски, судорожно дёргая кадыком.

— Теперь во время кампании водяры завезём и, считай, дело в шляпе, они за вас не то что голосовать, умереть будут готовы, — бубнил Вася.

Стас не отвечал. Он ловил себя на мысли о том, что ему здесь, на Икотке, начинало по–настоящему нравится. Край непуганых идиотов и колоссальных возможностей. Этакий российский Клондайк. Только ум, смекалку и силу приложи.

Уже сейчас, задолго до получения реальной власти над этой территорией, Стас сюда не столько вкладывал деньги, сколько их зарабатывал. Со строительными подрядами Монстр Иванович и вправду не кинул. Одна намечалась проблемка. На будущее. Большие нефтяные парни, во главе, ясное дело, с Гошей Сидоровым, пыталась наложить лапу на всё Немало — Корякское плоскогорье со всеми, соответственно, его месторождениями — нефтяными и газовыми. Но это мы ещё будем посмотреть, — усмехнулся Котов, в который раз раскладывая в уме сложный пасьянс. Пасьянс этот вполне имел шанс сложиться. Что называется, в его, Котова, пользу.

Ну, и ко всему прочему он уже знал, как ему выиграть эти выборы и стать полноправным хозяином Икотки. Причём с минимальными затратами.

Глава пятая. Заблудившийся жираф

15 октября 2001 года

Николай Геннадьевич Голубков уже вздрагивал, когда слышал слово «пиво». Все пивные спонсоры и так отвернулись от «Патриотов России», а депутат Чайкина, как заведённая, всё продолжала долбить в больное место. Все Чайкинские инициативы против невинного, в общем–то, напитка рикошетили по пошатнувшемуся имиджу Голубкова.

Телевизионная пивная реклама была загнана в самую ночь, и из неё исчезли люди, звери и упоминания о пиве, как средстве утоления жажды. Наружная реклама и вовсе была изгнана с улиц городов. Так нет же — Чайкиной этого было мало. Теперь она выдвинула очередную безумную инициативу. Распитие пива на улице она предлагала приравнять к нарушениям общественного порядка. То есть мирный обыватель, потягивающий пивко в жаркий летний полдень на лавочке в сквере, оказывался в одном ряду с хулиганами, сквернословами и прочими отщепенцами.