Искусство острова Пасхи
Шрифт:
Я решил проверить его реакцию, предложил несколько сигарет — гораздо меньше того, что мы платили за одну современную поделку. Его это вполне устроило, и он был готов уйти. Я увеличил вознаграждение, чтобы оно соответствовало полученным вещам. он все принял совершенно безучастно.
Позже я выяснил, что это был Арон Пакарати, сын Доминго Пакарати, одного из четырех престарелых братьев, которые в это время вязали для нас камышовые лодки в Анакене. Тетка братьев Атан, Таху-таху, была женой Тимотео Пакарати, приходившегося Арону дядей. И вполне возможно, что дед, который, по словам Арона, показал ему вход в пещеру, был не кто иной, как Николас Пакарати Потахи — тот самый проповедник, что после изгнания миссионеров во второй половине прошлого века осуществлял на острове церковные службы. Но еще интереснее и важное отметить, что в первой партии грубых скульптур, полученных мной от Арона Пакарати, было изображение женщины с ребенком отнюдь не в полинезийском духе; несомненно, речь шла о примитивной версии христианской мадонны (К-Т 1587, фото 219
В пещере Арона Пакарати мы не побывали и получить дополнительные сведения о ней и о немногочисленных скульптурах этого тайника нам не удалось. Грубость исполнения наводит на мысль, что все фигурки изготовлены одним и тем же, не очень искусным резчиком. Если это так, их можно датировать примерно тем же временем, что созданную после прибытия миссионеров «мадонну с младенцем». Судя по тому, что одна скульптура была влажная, с мхом на обработанной поверхности, пещера явно была сырая, возможно, со свода капало, как в тайнике Атана Атана. Пятна мха были и на других вещах из коллекции Арона.
Закрытая пещера Энрике Теао на берегу моря
Энрике Теао — друг братьев Атан, тот самый, который вместе с нами посетил пещеру Атана Атана, а затем ушел с Эстеваном Атаном в море и пропал без нести. Как уже говорилось, перед визитом в пещеру Атана он сам начал приносить нам мелкие скульптуры из собственной, по его словам, пещеры. Энрике тоже был в числе двенадцати пасхальцев, с которыми я близко познакомился, когда они поднимали статую около нашего лагеря. Вместе с братьями Атанами и Ласаро Хоту он спал в пещере в Анакене, где неизменной темой вечерних бесед при свете фонаря были открытия экспедиционных археологов, то, что сами пасхальцы показали нам, делясь своими познаниями о древних приемах работы, и другие предметы, которые не принято было открыто обсуждать в деревне.
Первый подарок от Энрике я получил через посредника. Эстеван Пакарати и Ласаро Хоту уже несколько раз приносили мне фигурки, взятые, по их словам, в тайниках. В этот вечер, после работы, Эстеван пришел со стороны аху в лагерь с сумкой на плече; в таких сумках пасхальцы обычно носят поделки для продажи, еду, разные мелочи. Войдя в палатку, он вытащил из сумки сверток, в котором лежала вырезанная с большим мастерством и реализмом птица; ее пышные крылья простерлись рельефом на выпуклой поверхности куска красной лавы (К-Т 1317). Передача этого изделия не была обставлена никакой секретностью, и так как до сих пор Эстеван Пакарати приносил мне свои камни ночью, тайком, я спросил его, откуда эта вещь. Он ответил, что принес ее но поручению Энрике, который не решился прийти сам. Энрике утверждал, будто «нашел» скульптуру, но Эстеван не сомневался, что он «ходил в свою пещеру».
Я передал подарок для Энрике, и через три дня он сам явился ко мне в палатку незадолго до полуночи. Для завершения работ на подъеме статуи требовался всего один день, однако из-за предстоящего прибытия с ежегодным визитом чилийского военного корабля «Пинто», двенадцати обитателям пещеры пришлось прервать свой труд и вернуться в деревню Хангароа, чтобы участвовать в разгрузке и погрузке.
Энрике принес в сумке четыре совершенно необычных скульптуры из лавы (К-Т 1326–1329). Особый интерес представляла несколько сплющенная, стилизованная кошачья голова (К-Т 1328, фото 230 а). Замысел и выполнение говорили о незаурядном мастерстве резчика. Выпуклые овальные глаза обрамлялись сверху подобием изогнутых бровей; соединяясь впереди, они образовали острый угол и переходили в узкий прямой выступающий нос. Морда, ноздри, рот — типичные для кошачьих; изо рта торчал кончик языка. Сужающаяся, клиновидная шея— словно ручка. Другая фигурка представляла собой вырезанный из красноватой лавы маленький гармоничный торс (К-Т 1326, фото 207 с), однако непохожий на известные пасхальские статуи. Отвислые груди, большие выпученные глаза под изогнутыми бровями, которые соединялись под углом, переходя в узкий нос, как у кошачьей головы; сечение прямоугольное, закругленное. Энрике назвал эту статуэтку моаи мата пупуку и перевел: «пучеглазая статуя». Из двух остальных изделии одно походило на чашу; естественное углубление было окаймлено изогнувшимся по кругу большеголовым млекопитающим с высунутым языком и длинным, тонким хвостом (К-Т 1329). Над обработанной поверхностью второго изделия, не поддающегося точному определению, выступали две причудливые антропоморфные головы (К-Т 1327). Сам Энрике при нашей первой ночной встрече ничего не сказал о происхождении этих вещей, и на мои вопросы отвечал уклончиво. Зато во втооой раз, принеся шесть скульптур, изображающих звериные головы, своеобразные торсы и маски, он задержался в палатке дольше, и мне удалось кое-что выяснить наводящими вопросами. Он не «нашел» камни, все они хранились в пещере, принадлежавшей ему и трем его братьям. Заправлял пещерой старший брат Мигель, который служил у губернатора. Энрике и два его брата работали у нас, и они уговорили Мигеля, чтобы он разрешил передать мне некоторые камни ил тайника.
Это происходило за две недели до того, как мы посетили пещеру Атана Атана, и я в ту же ночь записал рассказ Энрике о его родовом тайнике. По его словам. внутри, но обе стороны входа, стояли каменные «боги». Всего же на полу, а вернее, на подковообразной полке, для которой были взяты камни из старых фундаментов (паенга), лежало около двухсот изделий.
В дождливое утро, когда бригада, занятая на подъеме статуи, слонялась около наших палаток, Энрике улучил минуту и передал мне полный мешок скульптур. И радостно сообщил шепотом, что старший брат не против того, чтобы я побывал в пещере, на этой неделе он устроит таху. Я постарался осторожно выяснить, что это такое; прямо спросить и выдать свое невежество было рискованно, вся затея могла сорваться. В конце концов выяснилось, что речь идет о земляной печи, которая нужна, чтобы умиротворить аку-аку, перед тем как мы войдем в пещеру.
Тем временем я побывал в пещере Атана Атана, а двумя днями позже и в тайнике Ласаро. На другой день после второй вылазки я вечером навестил губернатора в его бунгало в Матавери. Простившись с хозяином около полуночи, я уехал. За рулем сидел сын Педро Атана, Хуан. Мы направились не в лагерь, а к деревне: мне предстояла встреча, подготовленная Атаном Атаном. Из-за каменной стены на перекрестке внезапно выскочил Энрике и молча вручил мне два небольших мешка. В первом лежал каменный череп (К-Т 1924, фото 199 b); очевидно, он, как и аналогичное изделие, полученное мной от Атана, играл роль «ключа» к пещере Теао. Во втором мешке были две необычные каменные скульптуры; одна из них интересна тем, что изображала голову и шею хищной птицы (К-Т 1402, фото 256 с).
На другой день, 23 марта, пришел Энрике вместе со своим близким другом Атаном Атаном, который уже водил нас в свою пещеру, и попросил после полуночи приехать в деревню, откуда нам предстояло отправиться в его пещеру. В половине десятого наш «джип» отвез в Хангароа его и Атана Атана, и около часа ночи машина вернулась за нами. Энрике не обусловливал количество участников, поэтому я взял с собой жену, сына, доктора Карлайла Смита, фотографа и нашего стюарда. На перекрестке дорог, ведущих в Матавери и Хангароа, нас встретили Энрике и Атан. Они втиснулись в основательно перегруженную машину, и мы, подчиняясь их указаниям, поехали к морю. У самого берега свернули по ухабистой колее направо, к первой мельнице, и остановили «джип» около большого камня. Атан остался сторожить машину, а остальные пошли дальше по тропе. Шагов через сто Энрике попросил нас минуту подождать, он-де пойдет вперед и «скажет положенные слова» для аку-аку. Он тут же вернулся, и мы молча продолжали путь. Свернули с тропы палево и между шершавыми глыбами лавы спустились к воде, на покрытый травой пятачок под нависающей скалой. Здесь Энрике сразу отыскал и раскрыл еще горячую земляную печь, вроде той, какую мы видели у пещеры Атана; в печи лежала жареная курица и три батата. По словам Энрике, эту уму такапу днем подготовил его старший брат.
Мне было предложено оторвать гузку и съесть вместе с куском батата, произнося при этом явно приспособленную к данному случаю формулу: «ха-каи уму моа Ханау-ээпе Норуэга» — «ешь курицу из земляной печи, Длинноухий из Норвегии». Затем я должен был дать по куску остальным, каждый раз повторяя ту же фразу. После этого можно было спокойно доедать курицу и батат; остатки я по указанию Энрике положил на землю для аку-аку.
Как только кончилась трапеза, Энрике повернулся кругом и наклонился над грудой камня у подножия скалы. Тихим, ласковым голосом он сообщил, что мы идем в пещеру, потом стал разбирать камни. Открылось темное отверстие. Когда лаз оказался достаточно широким, чтобы в него мог протиснуться человек, Энрике предложил мне входить. Я полез ногами вперед и попал в наклонный ход, который закапчивался естественной полостью шириной около пяти метров и достаточно высокой, чтобы можно было стоять сгорбившись. В дальнем конце открывалась еще боковая камера, или ниша; в ней, вдоль стены, тянулась низкая полка из паенга и других камней, застланная циновками из тоторы. На полке были аккуратно разложены своеобразные каменные скульптуры уже знакомой нам категории.
В отличие от коллекции Ласаро это собрание, подобно собранию Атана, напоминало скорее витрину, чем кладовую. Ход в нишу частично преграждался с обеих сторон положенными поперек длинными камнями паенга, между которыми был оставлен просвет. На левом камне, на камышовой подстилке, лежал каменный череп, аналогичный оставшемуся в лагере «ключу» (фото 199 b). Такая же подстилка справа пустовала; очевидно, это было место полученного мною черепа, ведь Энрике говорил, что у пещеры два «ключа». На гладком земляном полу первой полости, у стены справа, я увидел два выцветших человеческих черепа без челюстей. Одна челюсть лежала отдельно, чуть дальше от стены. Как и в пещере Атана, пол между полками во внутренней камере был выстлан сеном, но на этом сходство кончалось. Скульптуры — совсем другие. Тут были такие неожиданные мотивы, как две каменные ступни с ярко выраженной таранной костью (К-Т 1737, 1740; фото 201, 202 b), человеческая кисть с лучезапястным суставом (К-Т 1696) и две реалистичные кроличьи головы с длинными, торчащими ушами (К-Т 1722, 1723; фото 235 а, b). Луч фонарика осветил и другие причудливые творения: головы, маски, птицечеловеки, четвероногие (похожие на копей), черепахи, осьминоги, лодка и вещи, не поддающиеся определению (фото 184 d). До «джипа» было недалеко, и мы погрузили в него шестьдесят шесть скульптур, уложив их в картонные коробки; в 4.30 утра Энрике закрыл вход в пещеру (К-Т 1678–1741,1925, 1926; фото 193 d, 201, 202 b, 203 а, 205 b, 211 а, 228 с, 234 с, 235 а, b, 236 d, 241 d, 245 b, с, 257 а, 264 g, 268 b, g, 269 b, 272 h, 280 b, 284, 285, 290).