Искусство проклинать
Шрифт:
— Да, это он, Санёк… Александр Плотников, которого я знала под кличкой Санёк Плот.
Ашот подтвердил мои показания, потом мы расписались в мудрёных милицейских талмудах, и он отвёз меня домой. Водить машину в моём состоянии было опасно, и рено промерзал в гараже.
Где же Ленка и почему её разыскивают? Некоторые родственники без вести пропавших годами ждут, а её родители даже не приехали. Неужели девчонка знает, кто пришил Санька? На несчастный случай это не похоже. Как бы его не прикрывали, а раны на шее видны. И это нож или что-то подобное… Вернее всего предположить, что это разборки братков. Санёк
Нет. Должны были искать, если сговорились. Чтобы подозрений не вызвать… Может, её тоже… Как свидетеля. Зарыли где-нибудь в лесочке. Тогда почему Санька не спрятали? Интересно, Маринку допрашивали? Они с Ленкой подруги. До Маринки их папа не допустит… Не тот контингент… Может, она у своих сатанистов прячется? Стоило вспомнить о Хорсе, даже про себя, и он позвонил, едва я вошла в квартиру.
— Тина, добрый день! Это я вас беспокою, Вилов. Вы узнали?
— Узнала. Чего вы хотите?
— По-моему, теперь у вас возникли проблемы, которые я помог бы решить. Если мы договоримся… Что-то в его гадючьем голосе наталкивало на мысль о неуверенности. Сомнение или скрытый вопрос. Я сразу решила упереться и стоять насмерть.
— Не понимаю вас и вашей готовности тоже. Сочувствие не ваш стиль. И потом, как раз вашего сочувствия мне не надо. Всё получилось с опозданием, но так, как вы хотели. Так что оставьте свой сердобольный тон.
— Погодите, Тина! Не кладите трубку… Я… в самом деле мог бы быть вам полезен… В решении последствий того, что случилось. Вы меня понимаете? Ну… в устранении некоторых странностей…
— Каких странностей? Вы ведь не врач, чтобы заниматься моими «странностями».- похолодев от дурных предчувствий заявила я уверенно и очень спокойно: Для всех моих «странностей» есть друзья.
— Я не о вас говорю, Тина. Я о… У вас ничего не произошло в последнее время?
— Ах вот оно что? — я постаралась, чтобы голос звучал так же ровно, как раньше: — Значит, Лена Петрова всё-таки у вас? Ну, так скажите ей, что кто-нибудь кроме меня, всё равно вспомнит о её экзотическом хобби. Вами тоже заинтересуется милиция. Но я о вас никому ничего не говорила. Просто забыла. Мне было не до вас.
— У нас нет Лены Петровой. Я совсем не об этом говорю, Тина. Может быть, у вас кто-то есть…
— Послушайте, господин Вилов! Что вы затеваете? Даже если вы очень счастливы, что Дан умер, порадуйтесь этому без меня! Оставьте свои гнусные намёки при себе. Не пойму, вы сами набиваетесь в утешители, если вам кто-то напел, что место уже занято? Или вы совсем идиот, или кто-то из ваших близких принимает меня за шалаву, нуждающуюся в утешении!
— Тина, вы не поняли… Я не то хотел сказать…
— Идите вы… к дьяволу!
Вот так… Я всегда знала, что Хорс в этой истории сыграл не последнюю роль. Весь этот ужас… Весь страшный путь, пройденный Даном — гнусное, циничное изобретение этого одуревшего извращенца и его шайки. Но Дан никогда не общался с Хорсом близко. Как же ему подсыпали чего-то? Или… Господи всемогущий, и это я тоже знаю! Всегда знала… Скользкий доктор Митрофанов, обесцвеченная медсестра со злорадным блеском в глазах. Дан был чистым, как из ванны после их процедур, и пропитанным запахом травы. Его вырвало травой… Что это был за состав, мне сроду не узнать. Да и зачем? Разве это важно теперь… «Тина, не оставляй меня с ними…». «Не оставляй»… Оставила.
Ночью Дана лихорадило. Наверно, у того, что с ним происходило, есть другое название, но я его не знаю. Его мелко трясло и время от времени скрипели зубы, но его поведение в общем, мало чем отличалось от обычного. Он так же сидел, устремив взгляд в пол и дрожал, и я его не трогала. Правда, кое-что в нём, всё же, изменилось. На коже появилась синеватая сыпь, а на обожжённых пальцах — серые пятна в виде чешуек.
Вот так он и будет сидеть здесь каждую ночь с повисшей головой, а я буду, обмирая, смотреть на него, ожидая неизвестно чего. Его лицо почернеет и покроется струпьями, потом полопается и станет клочьями падать на пол. Он… Он потечёт! Потечёт! Потечёт!.. А я буду сидеть и смотреть.
Уходя под утро, Дан выпрямился, поднял голову. Лоб у него тоже потемнел, а лицо заострилось и вытянулось. Только синие глаза смотрели по-прежнему ясно. Кажется, в них появилась боль.
Окружающая повседневная жизнь, почти не касаясь меня, проходила где-то рядом, а я её не замечала. Я не участвовала в ней, не поддерживала общих разговоров, не интересовалась новостями, не видела наступающей весны. Мой уход с празднования 23 февраля в Бытсервисе приняли как должное, и не задерживали. Ашот очень хотел уйти со мной, но я сделала вид, что не заметила этого. Как-нибудь потом, но не сейчас. Молчать мне тоже хотелось одной.
Город праздновал и на меня никто не обращал внимания. Люди спешили, носились по магазинам, разъезжались по домам или, наоборот, собирались вокруг столов за окнами контор, бюро, кабинетов. Отовсюду слышалась музыка. Всё вокруг было слишком живым и подвижным, и я устала от мельканий, трепыханий, голосов. Домой идти тоже не хотелось и я посидела на скамейке в сквере, а когда стали спускаться сумерки, отправилась к себе кружным путём, через парк. Здесь было тихо и безлюдно, садился туман, пахло перепревшей листвой. Я уже почти дошла. Ещё несколько деревьев, запущенная живая изгородь перед клумбой и наш пятачок.
— Тина! Тиночка, можно тебя на минутку?
Возле кустов, почти скрытая отросшими за последний год новыми ветками, стояла Ленка.
— Лена? Здравствуй… Где ты пропадаешь? Ты знаешь, надеюсь, что тебя разыскивают, чуть ли не с Рождества? Твой Санёк погиб и тебе нужно пообщаться с милицией.
— Я знаю. Всё знаю, Тина! Но это не нужно. Я… Я не хочу.
— Что значит «не хочу»? Так надо! Человек умер.
Я шагнула к ней ближе, пытаясь разглядеть её странный расхристанный наряд и неестественно бледное лицо, но она отшатнулась и совсем забилась в изгородь. Вот ещё забота…
— Лена, я не настаиваю, не шарахайся так от меня. Но ты же, не можешь прятаться вечно. Даже в своей нелепой секте. Это не мне нужно, а тебе.
— Ты не знаешь, что мне нужно… Мне так плохо, Тина… Так плохо. Холодно…
— Ну так и не стой здесь! Иди куда-нибудь в тепло, согрейся. А с утра — в милицию. Хочешь — дам тебе телефон знакомого опера? Он верный человек и мой друг, не продаст. А хороший совет дать может. Тебя же всё равно найдут.
— Не найдут, — она тоненько засмеялась, шурша ветвями: Они меня не найдут!