Искусство проклинать
Шрифт:
Как они протискивались в сорокасантиметровый диаметр отверстия, я даже не задумывалась. Лицо заливал холодный пот, глаза слезились от ядовитых испарений. Баба Саня неслышно молилась в трех шагах от меня, не вставая с колен. У меня тоже уже подгибались ноги, но Алексо мягкими, горячими толчками поддерживал меня, не давая свалиться без сил.
— Вы пришли? — прогнусавил Хорс, задрав короткий тупой подбородок и подняв руки на уровень грудной клетки ладонями вверх.
— Мы пришли, Хозяин! — почти внятно, но не слишком дружно ответил ему снизу хор голосов.
— Вы послушны моей воле, и я вами доволен. Те немногие, что не явились на мой
— Мы помним, Господин! — с готовностью откликнулось три сотни глоток.
— Главное — покорность, и вы получите свою пищу. Я лучше всех знаю, что принесёт вам наслаждение!
— Мы покорны, Господин! Ты знаешь!
Весь этот мерзкий шёпот, хрип, клёкот, эти скрип и хлюпанье уже давили на перепонки, всё труднее становилось сосредоточиться. Господи, дай мне силы! Помоги, Боже, спаси и сохрани! Я сжала покрепче кулаки, начала ритмично дышать, согревая обмякшие мышцы.
— Покорность — ваша безопасность. Помните! — поучал Хорс свою фантасмагорическую паству…
Мягкий, глуховатый голос Дана, невидимого сверху, прозвучал как небесная песня.
— Он врёт!
Хорс вздрогнул, а его окружение зашумело, подалось к перилам. Я осторожно переместилась к щиту вдоль галереи. Дан стоял почти прямо под Хорсом: бледный, светлый и прекрасный, с пакетом в руках. Мне хорошо было видно сбоку его лицо, по-особенному чистое и ровное после всех этих мерзейших рож. Белая кожа делала его восковым, а золотые волосы напоминали в полумраке пламя свечи. Он стоял, как свеча, и даже, кажется, светился, сиял как свеча.
— Он врёт, потому что я тоже подложный. По его воле. Но, по своей собственной воле, я не подчиняюсь его приказам, и существую. Я есть сам по себе, и живу так, как хочу. Я свободен. Сказать, почему?
Мразь внизу заволновалась, пожирая его глазами, и выдохнула: Дааа-а-а-а!
— У меня есть пища! — Дан поднял над головой пакет.
— Не верьте ему, он перевёртыш! — заорал Хорс высоким фальцетом, а Аста, перегнувшись через перила, попыталась достать Дана клюкой, вырванной из рук почтенной, на вид, старушки из Скворечника. Старуха взвыла, и, стащив башмак, швырнула вниз. Он тут же исчез, схруманный чьими-то железными челюстями.
Хорс снова что-то орал, но его уже не слышали. Уроды внизу вопили и кидались на стенку, пытаясь дотянуться до Дана. У горбатого старика, с собачьей лапой вместо ноги, стала вытягиваться из рукава рука с искривлёнными звериными когтями. Она выглядела истончённой верёвкой метра в полтора длиной и когти на ней шевелились, хватая воздух… Её сбили, и она упала под ноги, запутавшейся толпы. Сердце у меня застучало так часто, что дрожь почти перешла в судороги.
Дан размахнулся, и бросил пакет в дальний конец бассейна. Свёрток исчез среди голов, морд, рук, клешней и хвостов. Там началась свалка. Дальние лезли на ближних, ближние сопротивлялись. Во все стороны полетели ошмётки зелени, черноты, обескровленной бледной плоти, забрызгивая белую кафельную облицовку стен.
Вилов надрывался от крика, его подружки визжали, адепты отшатнулись назад. Два крепких парня со зверским выражением лица кинулись к лестнице. Одного из них вырубил Док, а второму я сунула электрошоком прямо в лицо. Он перевалился через перила вниз. В бассейне радостно захохотали, раздался хруст, чавканье. Уже тёплая, алая струя крови брызнула фонтаном.
Мне некогда было смотреть, что творилось внизу. Я тыкала электрошоком, в кого попадёт, стараясь выбирать противников покрепче. Баба Саня молилась уже в полный голос, и две сатанистки, сами по себе, затряслись, забились на полу при звуке её молитвы. Зойка, поднатужившись, скинула вниз охранника, пришедшего в себя после удара Дока. Дверь в зал никто не трогал, хотя шум вокруг стоял адский. Док добрался до Хорса, и прочно припечатал ему кулаком в скулу. Хозяин, сбитый с ног, отлетел в угол, и тут я увидела Митрофана, который кинулся его заслонять.
Моя радость была даже сильней ненависти… Но Аста сзади ударила Дока клюкой по спине, и он покачнулся, зашатался. Я оттеснила его плечом от края площадки, вырвала из рук Асты палку, упираясь ногой ей в живот. Она упала, опрокинув треногу. Меня сильно толкнули слева, и я отмахнула в эту сторону кулаком, попав в чьи-то зубы. Ещё одного сбросила вниз.
— Пятый! — напряжённым голосом выкрикнула Зойка. И снова только хруст и смачное чавканье снизу в ответ на её голос.
Митрофан, поддерживая Хорса, тащил его в кабинет. Я кинулась следом, но мне навстречу вылетели две зарёванные девчонки в подобии белых рубашек на голое тело, и с визгом помчались по галерее вдоль стены. Жертва. Это обещанная жертва. Пища для рабов.
— Зойка, догони их. Успокой и не давай смотреть. Пусть они не смотрят, слышишь? Накинь им куртку на голову. Они совсем зелёные, лет по тринадцать, не больше. Выруби электрошоком, если не справишься.
Она кивнула, и убежала в темноту. Я оглянулась вокруг. Галерея была пуста, большинство уцелевших «активистов» скрылось в кабинете.
Аста, прислонив побелевшего, как стенка, Дока к перилам, пыталась спихнуть его вниз. Рядом валялся толстый мужик с железным прутом в руке, и уже помаргивал, отходя от шока. Я на ходу пнула ему под ухо, и вцепилась в Асту, стягивая на шее гематитовые бусы. Она попыталась ударить меня ногой, но промазала, забилась, вырываясь и визжа, потом захрипела. Я перехватила правой рукой удавку, а левой заехала ей со всей силы в переносицу, вдавливая костяшки пальцев в веки. Она, наконец, отпустила Дока, и он сполз на пол, цепляясь за перила. Я бросила Асту спиной на тонкую никелированную перекладину и за ноги перекинула вниз.
— Док, ты как?
— Ничего, Тинатин, переживу.
— Что она тебе сделала? — я присела рядом, заглядывая ему в лицо. Док терпел, но было видно, как ему больно.
— Не она, этот тип с железкой… Кажется, у меня перебиты колени, Тинатин. Но это пройдёт, это ничего. Что там, внизу?
Я вспомнила, что после падения Асты не слышала хруста. Внизу царила тишина.
— Они уснули, Тинатин?
Они не уснули. Бассейн застилало серым туманом, образованным дымящейся кадильницей, свалившейся вниз и нежить, передавая здоровенную чашу из рук в руки, вдыхала её с видимым удовольствием. Док с усилием подтянулся ближе, тоже взглянул.
— Они не будут спать, — произнесла Баба Саня. — Это ясто в чаше, он него набираются сил. Они приняли приманку, но после неё была кровь, а теперь ясто. То, что мы им приготовили, — ядзо, теперь не подействует.
— А как же Дан?
Он стоял возле самого бассейна и искал нас взглядом. Тонкое щупальце дыма, похожее на верёвку, опутав Дана по ногам, медленно подтаскивало его всё ближе и ближе к краю. Дан молчал. Вот он перевалился через край, и не упал, а медленно опустился в кучу этой мерзости внизу, и они расступились, рассматривая.