Искусство речи на суде
Шрифт:
– А что бы вы сказали, сэр…– опять начал защитник.
– Что бы я сказал? Да какое вам дело, до того, что бы я сказал?..
– …если бы видели, как он писал? – ввернул защитник.
– Я бы не поверил…
– Своим собственным глазам! – засмеялся адвокат.
Но это только одна сторона дела. Свидетели далеко не всегда говорят правду и еще реже говорят всю правду. В делах о мелких кражах и грабежах, когда судятся Васька Бывалый или Сашка Стрелец, свидетелями являются преимущественно потерпевшие, их прислуга и случайные прохожие, то есть люди, склонные выяснять, а не затемнять дело. Возьмите более важные преступления: умышленные и предумышленные убийства, поджоги, посягательства
Уменье изобличить лжесвидетеля его собственными словами составляет для большинства наших обвинителей неведомое искусство. Иной раз нельзя не удивляться их беспомощности перед самой незатейливой ложью, и по странной случайности кажется, что председатели и присяжные искуснее, чем прокуроры, в уменье допроса.
Разбиралось дело, помнится, о разбое. Один из свидетелей утверждал, что в июне 1908 года заехал в мясную лавку уездного города и слышал там разговор, несомненно доказывавший алиби подсудимого. Он, видимо, лгал, но надо было доказать, что он лжет. После нескольких безуспешных вопросов со стороны обвинителя товарищ председателя спросил:
– Для чего вы заехали в лавку?
– За товаром.
– Каким?
– За солью и прочим разным товаром.
– Каким прочим?
– Да разным. За алебастром для клевера; мы клевер алебастром удобряем.
– Когда сеете клевер?
– Весной.
– Зачем же вы покупали алебастр в июне, после посева?
Молчание.
– Может быть, это не в июне было, а в марте?
– А кто знает? Может быть, в марте; выпивши были.
Подсудимый обвинялся в краже венка и иконы с могилы. Он признал себя виновным, сказал, что пришел на кладбище в годовщину смерти отца посетить родную могилу и соблазнился на кражу с голоду. После нескольких вопросов председателя и сторон старшина присяжных спросил, есть ли родня у подсудимого. Тот ответил: родни нет, отец умер. Старшина спросил: в какой день? Подсудимый после минутного колебания ответил: в декабре. Вопрос требовал точного ответа; подсудимый заметил это и, вероятно, подозревая опасность, постарался уклониться от нее, ответив не слишком точно. Это удалось ему, но отвлекло его внимание от западни: кража была совершена в мае.
Мать обвинялась в истязании ребенка. Отец-крестьянин, мягкий человек, давал уклончивое показание; мальчик, явно запуганный, лгал, всячески расхваливая мать, утверждая, что отец иногда больно бил его в пьяном виде, безо всякой причины, мать – никогда не била, всегда "жалела". Как ни старался обвинитель,
– Кого больше любишь, тятьку или мамку?
– Тятьку!
– Да, виновна.
Старайтесь задать несколько таких вопросов, чтобы вместо обвинительной или защитительной речи вы могли сказать присяжным: решайте.
В книге "Hints on Advocacy" приведен такой рассказ.
Подсудимый обвинялся в краже лошади. Он был задержан полицейским в ту минуту, когда верхом на чужой лошади въезжал в провинциальный городок, где происходила ярмарка. Это было на расстоянии трех или четырех миль от того места, где паслась лошадь. На суде было установлено, что в изгороди, окружавшей выгон, был пролом, выходивший на большую дорогу. Лошадь шла крупной рысью, когда полицейский остановил ее. Свидетель говорил, что подсудимый ехал "страшно скоро". На шее лошади был недоуздок, за который держался похититель. Он не остановился, когда его окликнул полицейский.
– Не остановилась ли лошадь?
– Нет, сэр.
– А лошадь, кажется, знала город? Хозяину приходилось оставлять ее там на постоялом дворе для корма?
– Не могу знать, сэр.
– Не можете знать; вы никогда об этом не слыхали?
– Слыхать слыхал, а наверное не знаю.
– Вы сказали, что подсудимый не объяснил вам, каким образом при нем оказалась лошадь?
– Никак нет.
– А не говорил ли он, что с утра долго шел пешком?
– Это говорил.
– Не говорил ли он, что ходил с утра искать работы в городе Г.?
Свидетель улыбается и, поглаживая подбородок, отвечает:
– Этого, кажется, не говорил.
– Кажется, не говорил; вы уверены, что не говорил?
– Наверное сказать не могу, сэр. Он как будто упоминал, что ходил искать работу.
– Так; и что работы не было?
– Так точно.
– И что идет обратно в В.?
– И это сказал, сэр.
– А куда он ходил за работой?
Полицейский колеблется и опять берется за подбородок, на этот раз с бoльшим успехом.
– Помнится, он, действительно, сказал, что ходил в Г., сэр.
Присяжные улыбаются и покачивают головами.
– Как велико расстояние между городом Г. и городом В.?
– Около четырнадцати миль, сэр.
– Не говорил ли он, что шел все время пешком?
– Так точно.
– И что устал?
– Может быть, и это говорил.
– Говорил или нет?
– Кажется, говорил.
– И что лошадь паслась на дороге?
– Да, кажется, сказал.
– Кажется; а вы не помните, что сказал?
– Ну, сказал.
– И что у лошади был недоуздок на шее?
– Кажется, что-то в этом роде говорил; наверное только я этого не могу сказать.
– Почему же нет? Попытайтесь-ка. Надо правду говорить.
– Ну, сказал.
– И что сел верхом, чтобы немного проехать?
Свидетель видит, к чему клонится допрос, и улыбается; за ним улыбаются присяжные, улыбается и судья.
Судья:
– Сказал он это или нет, свидетель?
– Пожалуй что и сказал, милорд.
– А конь его и увез?
Общий хохот; блюститель порядка качает головой.
– Ведь он ускакал, вы сами сказали?
– Ускакал, это верно.
– Кто ускакал?
Свидетель погружается в размышления и долго поглаживает подбородок.
Хохот продолжается.
– Должно быть, конь.
– А не сказал ли вам подсудимый, что он не мог остановить лошадь, потому что недоуздок был у нее на шее, а не на морде?
– Кажется, говорил, только не наверное.
– Отчего же не наверное? ведь сказал?
Свидетель (с силой): Ну, сказал, коли вам нужно.
Волей-неволей присяжные признали, что лошадь украла всадника.