Искусство требует жертв. Видеоклип на «отлично»
Шрифт:
– Что это? – вздрогнул Жмуркин.
– Музыка, – ответил Генка. – Похоже на индастриал. Сейчас индастриал снова в моде…
– Это не индастриал, – сказал Жмуркин мрачно. – Это гораздо хуже…
Жмуркин пригнулся и покрался вдоль стены. Ребята за ним.
В конце коридора обнаружилась высокая куча строительного щебня. Ребята залегли в щебне и осторожно высунули из-за камней головы.
На полу заводского зала был выстроен помост в половину человеческого роста. Помост был покрыт большущим британским флагом, на флаге стоял красивый мотоцикл, а рядом толстый
– «Триумф», – прошептал Генка. – У него настоящий «Триумф»…
– Где-то я это уже видел… – шепнул Витька. – Английский флаг, мотоцикл…
– Это Парамохин, – указал на «байкера» Жмуркин. – Жирная сволочь тоже что-то снимает. Фигню какую-то, бездарь чертов. Смотрите, какая у него камера – даже не цифровая, на помойке нашел, наверное…
– Откуда у них «Триумф»?
– Какая разница, – Жмуркин вскочил на ноги и стал спускаться с горы щебня.
– Ты куда…
Но Жмуркина уже заметили. Парамохин отлепил бороду и крикнул:
– Кого я вижу! Никак это ничтожный и жалкий подпевала и лизоблюд Жмуркин!
На что Жмуркин ответил:
– А это вонючий, тупорылый и бездарный крохобор Парамошкин! Что это вы тут делаете? «Спокойной ночи, малыши» снимаете?
– А ты сам что тут делаешь? – Парамохин спрыгнул с помоста и двинулся навстречу Жмуркину.
– Извини, – Жмуркин подошел в Парамохину вплотную. – Ошибся. Это не «Спокойной ночи малыши», это «Безжалостные и кровожадные помидоры-2»! Или три? Достойно, Парамохин, достойно…
– Чего вы здесь делаете все-таки? – Парамохин легонько толкнул Жмуркина.
Жмуркин устоял.
– Чего вы здесь делаете? – повторил Парамохин в третий раз.
– То же, что и вы. Клип снимать будем. И это место я выбрал уже давно, так что давай, Парамон, вали…
– Ты давно, а я давней, – Парамохин уселся на помост. – И мы никуда не повалим…
– Я тебя тогда… – Жмуркин начинал свирепеть.
Генка и Витька тоже выбрались из-за щебня. Друзья Парамохина оставили свою камеру и подошли к своему руководителю.
– Что? – усмехнулся Парамохин. – Что ты меня?
– Я тебя размажу… – Жмуркин схватил Парамонова за ногу.
Парамохин засмеялся.
– Жмуркин, – вмешался Генка. – Погоди размазывать. Чего ты лезешь?
– А чего он место наше занял?
– Тут места полно. – Генка положил руку на плечо Жмуркина. – Пять этажей места…
– Вот именно. – Парамохин отряхнул Жмуркина и встал. – Места тут много. Твой друг, Жмуркин, умнее тебя. Идите на второй этаж.
– Сам иди на второй этаж! – дернулся Жмуркин. – Никогда такого не будет – он на первом этаже, я на втором! Пусть он идет на второй…
– Во! – Парамохин показал Жмуркину кукиш и стал прицеплять бороду.
Жмуркин снова дернулся, но Генка его остановил.
– Второй этаж еще лучше первого, – шепнул Генка. – Гораздо лучше. Там воздух чище…
Жмуркин хотел что-то сказать, но передумал.
– Пойдем. – Витька потащил Жмуркина
Жмуркин пошел неохотно, то и дело оглядывался и показывал Парамохину кулак. Перед лестницей Жмуркин не удержался и крикнул:
– Все равно у вас ничего не получится! С такой дерьмовой камерой вы ничего не снимете!
– Жмуркин! – Генка ткнул Жмуркину в больное ухо.
Второй этаж действительно оказался лучше первого. Мусора нет, пол чистый и гладкий, стены отсутствуют. К тому же много света. Жмуркин сразу оценил преимущества второго этажа и сказал:
– Ловко я этого дурня Парамохина развел. Я сразу знал, что второй лучше, немножко попонтовал, и все – место свободно. Вот у этой стены буду стоять я с плакатами. Ты, Витька, будешь кривляться здесь, посередине, чтобы трубы в кадр попадали…
– Я не буду кривляться, я буду фехтовать, – гордо сказал Витька и стал переодеваться в кожаные штаны и кожаную жилетку с пластиковыми налокотниками.
Жмуркин тоже готовился – он повесил на штатив плакат с оборотнем, поправил его, затем стал переодеваться. Впрочем, переодеваться ему особо не пришлось – он накинул на плечи мантию, натянул парик, погляделся в маленькое зеркальце и удовлетворенно щелкнул пальцами. Затем он стал разглядывать Витьку. Витька ему понравился, и Жмуркин сказал:
– Нормально. Похож на кнехта [14] – длинный, нос немецкого типа. Но необходимо немного грима.
Жмуркин выдавил в ладонь синеватого геля, втер в Витькины волосы, зачесал наверх.
14
Кнехт – рыцарь.
– Шикарно. Теперь собой займусь.
Жмуркин снял мантию, снял рубашку, расстелил на полу клеенку, вылил в клеенку банку столярного клея, высыпал в клей красноватый кирпичный порошок, перемешал ногой, затем сморщил клеенку и обернул ее вокруг туловища. Клеенка сморщилась и стала похожа на шрамы и рубцы. Жмуркин снова посмотрелся в зеркало.
– Я как Квазимодо [15] прямо, – сказал он. – Теперь рука.
С рукой Жмуркин ухищряться не стал, просто надел длинную черную перчатку.
15
Квазимодо – герой романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери», горбун, урод.
– А ты чего смотришь? – спросил он у Генки. – Камерой займись!
Генка принялся скручивать штатив. Собрав треногу, обул ее в ролики, проверил ездовые качества.
– Поставь ее поближе к краю, там света больше, – приказал Жмуркин. – Но чтобы все было видно. Ты, Витька, доставай свой меч и покажи нам, на что ты способен.
Витька встал перед камерой.
– Ну, давай, – Жмуркин кивнул Генке, и тот прилип к видоискателю.
Витька приладил меч за спиной в проволочные ножны. Затем припал на одно колено. Жмуркин вошел в кадр с указкой.