Искусство творения
Шрифт:
Принесли бы они коллекцию семян, колосьев, картофеля, крупного и спелого, он сказал бы им, что делать и с чего начинать.
Рука его все еще в банке зерна, она как бы живет своей жизнью в привычной ей атмосфере, где семя рождает стебелек, становится колосом, полновесным зерном. В каждом зернышке — история предков и память о том, что проделала рука селекционера. Все ясно и понятно без увесистых альбомов, сводок и таблиц.
— Единственно, в чем я считаю себя компетентным, — заявляет президент, — это в вашем тематическом плане. Я с ним знакомился. Он не нравится мне. Все в нем
Сам он во всякое время живет только одной темой, идеей, главенствующей над всей его жизнью. Пока она им владеет, все другие лишены доступа к его сердцу и мозгу.
Когда один из ассистентов, командированный как-то к нему из другого института, стал осаждать его расспросами, он заметил ему:
— Вы напрасно разбрасываетесь. За две недели, которые вы проведете у нас, вам надо лишь усвоить, что растения изменяются и почему именно они должны изменяться. Ничего другого знать вам не надо.
Представители института говорят о крупных задачах, о важных целях своего учреждения, а он от общего переходит к частному, от торжественных фраз к действительности. Абстракции раздражают его, мешают видеть предмет таким, как он есть.
— Цели нужно искать в нуждах края, надо жить интересами окружающих людей и земли. Где это видно в вашем тематическом плане? Что вы мне перечисляете пути решений задач! Этих путей может быть тысяча. Продумал, утвердил, вдруг свежая мысль мелькнула — и все прежние пути решения к черту летят.
За научной темой он ищет причину, ее породившую, за идеями и цифрами — жизнь.
У него украинский выговор. Образная речь его изобилует народными оборотами. Некоторые не упускают случая над этим поострить. Что значит «растение кушает свет», — недоумевает кто-то на страницах журнала. Можно ли пыльцу и яйцеклетку назвать «женихом и невестой», а процесс свободного оплодотворения «браком по любви»?.. На это президент академии отвечает исчерпывающе и кратко: «Беда с этими людьми! Как им ни скажешь, не понравится».
Руководители сибирского института ушли.
Двенадцать часов. Президент придвигает завтрак, который успел остыть, и, к удовольствию секретаря, принимается за еду. Вокруг стола собираются селекционеры. Лысенко оживляется — с ними будет большой разговор.
Сельскохозяйственная академия должна по предложению правительства вывести морозоустойчивую рожь и пшеницу для Северного Казахстана и некоторых районов Сибири — края бесснежной зимы и пятидесятиградусных холодов. Сейчас предстоит обсудить первые результаты.
— Кто из Долинского? Расскажите о вашей ржи.
Пожилой опытный селекционер раскладывает диаграммы, таблицы, материалы — иллюстрации к докладу. Президент внимателен к ним. Эти бумаги не пугают его.
— Прибыли как-то в Казахстан, — рассказывает докладчик, — переселенцы не то из Украины, не то из России. Они посеяли привезенную рожь и к весне убедились, что зима погубила труды и семена. Переселенцы уехали, оставили край. Шли годы. Земля оставалась нетронутой. Однажды селекционер заметил на ней редкие колосья ржи. Откуда
Селекционер решил собрать неожиданный урожай. С двухсот гектаров пустующей площади он набрал десять килограммов зерна. В его руках была рожь, достаточно зимостойкая, чтобы жить и развиваться в климате Казахстана. Сама природа пришла на помощь селекционеру.
— Погодите, — неожиданно останавливает Лысенко докладчика, — не торопитесь, пожалуйста… Собрали зерно, а дальше?
Он отодвинул банку с зерном и с волнением глядит на докладчика. Завтрак отставлен — президенту теперь не до него. Он часто курит, глубоко затягивается.
— Мы отобрали, — спокойно продолжает селекционер, — наиболее крупные зерна и высеяли их. Пятая часть их вымерзла и погибла, а остальные выжили.
Ему не совсем ясно, что заинтересовало президента в этой истории. Обычный случай отбора, так поступил бы всякий на его месте.
— Дальше, дальше, — торопит его Лысенко. Глаза его неотступно следят за докладчиком.
— Теперь у нас имеется сорт, которому никакие морозы нашего края не страшны.
Лысенко облегченно вздыхает. Мысль, что удача будет упущена, порядком испугала его. Знал бы селекционер, какие страсти он поднял в груди президента, какие страхи и надежды всколыхнул! Этот эксперимент над казахстанскими полями — его, Лысенко, эксперимент. Неважно, кто и когда провел этот опыт, природа еще раз торжественно подтвердила, что ничего незыблемого нет. Наследственные свойства растения — холодолюбивость, теплолюбивость, озимость и яровость — изо дня в день подвергаются испытаниям в природе и изменяются. Природа сама готова отдать нам ключи от своих сокровенных тайн.
— А как выживали в Казахстане другие сорта?
Он счастлив услышать, что те пасовали перед казахстанским морозом. Но это не все, допрос еще не окончен.
— А какие особенности заметили вы у вашей ржи?
Вопрос не праздный. Ответ глубоко интересует его.
— Какие особенности? — припоминает селекционер: — Высокая урожайность и значительная, к сожалению, осыпаемость колосьев.
Этого только и надо президенту.
— Вот как! Кто скажет из вас: почему долиновская рожь осыпается? — задает он им трудную задачу и взглядом предупреждает, что никто не увернется от ответа. — Почему?
Все молчат. Лысенко взволнован. Папироса погасла, он с удовольствием сейчас закурил бы, но где искать спички, — тут что ни слово — клад, что ни мгновение — важная новость. Напрасно референт и секретарь взглядом указывают ему на завтрак, напоминают, что уже два часа, — ему некогда, он ждет ответа на заданный вопрос.
— Не додумались? Никто? Ну что ей, бедняжке, делать? К молотилке ее не свезут, — кому она нужна, одиночка! Поневоле научишься сбрасывать зерна. По правилам генетики такие свойства вырабатываются раз в тысячу лет, а ей не терпится, в два-три года научилась.