Искусство творения
Шрифт:
В почвах Сибири на глубине метра и полутора можно в июне наткнуться на мерзлый слой земли. Вообразим себе летний день, воздух теплый, сухой, температура достигает тридцати градусов, а под землей продолжает господствовать зима. Нагретая атмосфера, проникая в глубь почвы, охлаждается и образует росу. Так как знойного воздуха в летнюю пору — безбрежный океан, а в глубоких слоях почвы холод не убывает, земля должна изнутри беспрерывно увлажняться и питать влагой корни растений. Возникает любопытная перспектива: рассчитывать на орошение засушливых земель взаимодействием атмосферного зноя и холода земли.
Счастливо разрешалось и другое опасение: отпала угроза, что посевы
Лысенко приглашал ученых на поля, чтобы доказать им ошибочность таких утверждений.
— Вы с приборами в руках докажите, — настаивали они, — что сквозь невспаханную почву проходит достаточно атмосферного воздуха.
— Наличие воздуха в земле, — отвечал им ученый, — я не проверял и даже не знаю, как это делать. Существующие методы мне кажутся трудными… К чему вам приборы, доверьтесь собственным глазам. Перед вами участок, засеянный по парам. Не правда ли, здесь почва напоминает асфальт? Словно прессом ее прокатали. Видели ли вы землю более уплотненную? Как может воздух проникнуть туда? Откуда он там возьмется? Вы скажете, что почва была очень рыхлой, когда ее вспахали под пар? Но ведь тогда на ней не было растений. С их появлением земля стала покрываться коркой. В июне и июле участок напоминал уже укатанную дорогу. Пошли глубокие и мелкие трещины, по капиллярам слежавшегося грунта поднималась и испарялась вода, наружу уносилась последняя, влага… Поищите эти трещины на посевах по стерне. Нет их здесь летом, нет и зимой, оттого тут растения и зимуют.
Ему отвечали ядовитым поучением:
— Научные споры решаются не разглядыванием трещин. Степень влажности почвы определяется приборами.
— Зачем они вам, — возражал Лысенко, — возьмите лопату, копните землю на стерне и на паровом поле. Чего проще — сами увидите, где твердая и где рыхлая почва. Или еще так: отступите немного от своего огорода, который вы все лето усердно рыхлили, отойдите шага на три к лужку или к участку с невспаханной почвой, снимите дернину и руками проверьте, где круче земля: на огороде или под дерном. Конечно, на огороде. Под дерном почва мягче, она лишь сверху тверда. Потому и в почве под стерней больше воздуха, чем на хорошем пару.
Не оправдалось и другое опасение ученого, что сорняки заглушат посевы на стерне.
— Помните, вы возражали против требования сеять перекрестным путем? — напомнил однажды помощнице Лысенко. — Вы все еще полагаете, что я был не прав?
Аспирантка затруднялась на это ответить. На стерне почти не было сорных растений, но к методу посева это не имело отношения. Кто не знает, что судьбу сорных трав решает пахота: она их порождает, она же и губит. Нет, ей решительно невдомек, почему лучше сеять наперекрест.
— Подумайте еще раз, — предложил он, — я вас об этом снова спрошу.
У молодой помощницы явилась забота: приготовиться к предстоящему экзамену. При обычном посеве, знала она, расстояние между рядками ржи или пшеницы сравнительно обширно и доходит до пятнадцати сантиметров. Сорняки на этой площади, пока культурные растения не подросли и не образовали плотной завесы, могут свободно развиваться. Перекрестный посев в два раза уменьшил число растений в ряду и во столько же раз увеличил количество рядов. Неужели, сужая расстояние между рядами, Лысенко ставил себе целью урезать жизненное пространство сорняков и тем самым ухудшить их существование?
Ученый выслушал помощницу и улыбнулся:
— Вы полагаете,
Озимые, посеянные по нетронутой стерне, благополучно созрели. И под Челябинском и под Омском на невспаханных почвах выколосились теплолюбивые пшеницы и рожь. Те и другие дали лучшие урожаи, чем посевы по хорошему пару. Их зерно по своему качеству не имело равных себе.
— Я ни разу не видел такой удачной зимовки, — говорил Лысенко друзьям. — Растения вышли из-под снега свежими, сочными, точно не было вовсе зимы.
Единственный участок, который в ту зиму пострадал, был тот, на котором содрали стерню из опасения, что в почве нехватит для растений кислорода.
Два важных открытия сделал Лысенко: он доказал, что в степных районах Сибири имеется столько преимуществ для вызревания озимых хлебов, что южные сорта переносят там морозы без малейшего ущерба для себя. Такие же холода и даже более слабые на Украине, Кубани или в Крыму принесли бы посевам верную гибель.
— Если на стерне прекрасно зимуют любая пшеница и рожь, — сделал следующий вывод Лысенко, — нет нужды здесь держаться так называемых зимостойких сортов. Семена для посева надо отбирать по другому принципу. Селекционеры до сих пор исходили из такого расчета: пусть будет какое угодно зерно, любой колос и урожай, лишь бы озимая на поле перезимовала. И сеяли поэтому полудикое семечко в пятнадцать граммов вместо тридцати, получая, как правило, плохие урожаи и скверного качества зерно. Пришло, наконец, время с этим покончить. В степях Сибири отныне любая рожь и пшеница зимуют.
— Надо быть таким скверным докладчиком, как я, — непочтительно заметил о себе Лысенко в своей речи, произнесенной в Сельскохозяйственной академии в 1944 году, — чтобы, говоря об озимых и Сибири, самого главного вам не сказать. Нет лучшего места на земном шаре для этой культуры, чем степные районы Сибири. Так ли это, спросите вы? Сейчас убедитесь. Разберемся, проверим, нам некуда и незачем спешить.
Солома озимых всегда будет низкой в Сибири, в дна раза ниже, чем на Украине и на Кубани. Это неплохо, высокая солома нам не нужна, она только помеха в работе, с ней много возни. Высокий стебель, как известно, ложится, а коль хлеба полегли, не быть уже хорошему урожаю. Колос озимых в степях Сибири будет в два раза больше самых крупных колосьев Украины и Кубани. Натура зерна и его мукомольные качества займут по достоинству первое место. Если к тому же перед посевом покрыть поля перегноем, урожаю не будет границ.