Искусство умирать
Шрифт:
– Что-то в этом есть, – ответил техник. – Но мы просто разберем эти штуки по молекулам и все о них узнаем. А правда ли, что они умерли взявшись за руки?
– Да.
– Очень это непонятно.
– Разбирайте только одну пару. На всякий случай. Вторая будет храниться у меня, – сказал Орвелл.
Электронщики разобрали почти по молекулам левые и правые «часы» с запястьев пришельцев, но ничего не смогли понять. «Часы» не имели внутреннего устройства, но работали – на каждом из темных кружков была стрелка, в обьемном изображении.
Стрелка могла двигаться
Он с самого начала понял с чем имеет дело. Понял, и сделал все, чтобы техники не догадались. Такая вещь слишком ценна для того, чтобы ее отдавать.
Орвелл был одним из тех немногих странных людей, для которых слово «совесть» не пустой звук. Скорее, это была вечно грызущая душу колючка – результат отцовского воспитания. Сейчас, когда Орвелл взял себе два, возможно ценнейших, предмета и сделал все, чтобы скрыть их ценность, он чувствовал себя преотвратно. Он утешал себя тем, что лучше украсть или уничтожить подобный прибор, чем отдать военным с их бешенными маршалами во главе. Вполне правильное утешение.
Одна из стрелок «часов» (стрелка напоминала огрызок карандаша) могла менять цвет от голубого до красного и принимать любое направление. Это был прибор опасности – та самая стрелка, которая указывала на Коре, когда он шел резать блюдце. Направление стрелки показывало откуда грозит опасность, а ее цвет – насколько опасность реальна или близка. Человека, имеющего такой браслет, невозможно застать в расплох.
Стрелка светилась в темноте и Орвелл специально прошел однажды темными улицами пригорода, чтобы проверить, как она действует. Улицы были почти мертвы. Сюда никогда не заезжала полиция; здесь никогда не бывали богатые ребята, которые всегда ездят с собственной охраной. Окраины города плавно перерастали в непроходимый лес, прорезанный только несколькими магистралями.
Магистрали охнанялись электроникой и были безопасны. Но все равно, даже там кого-то похищали, кого-то взрывали, в кого-то стреляли. Орвеллу не было дела до всех этих штучек – люди никогда не умели уживаться так, чтобы кого-нибудь не убивать. Просто нужно уметь защитить себя.
Он имел с собой пистолет. А пистолетом он умел пользоваться.
Прибор работал безотказно. Несколько раз пришлось уйти от опасности, несколько раз опасность уходила сама, но только раз пришлось вынуть пистолет – когда к Орвеллу подошел невзрачный мужчина, вроде бы совсем не боевого вида, и стрелка загорелась ярко-красным. Орвелл узнал его еще до того, как зажглась стрелка – узнал по стеклянному взгляду.
Мужчина все понял, увидев пистолет, но не испугался, а резким, почти невидимым движением, ударил Орвелла по руке. Это был настоящий профессионал.
Такому удару учат с детства. Такой человек не умеет и не знает ничего, кроме нескольких ударов вроде этого. Идеальная машина для умервщления.
Настоящий профессионал вынул нож.
Прибор опасности щелкнул.
Орвелл почувствоввал необычную щекотку во всем теле.
– Что это щелкнуло? – спросил киллер.
– Твоя смерть.
– Даже так?
– Даже так, – язык Орвелла говорил, совершенно неподконтрольный сознанию.
Похоже, что сработал прибор, – подумало сознание и совершенно успокоилось.
– А ну-ка, посмотрю, – сказал киллер.
Кулак Орвелла (совершенно независимо от его воли) прыгнул вперед и киллер свалился. Даже жаль беднягу.
Прибор опасности щелкнул еще раз, выключаясь, и Орвелл снова стал собой.
Кажется, эксперимент удался. Прибор не только указывал на опасность, но, если опасность становилась неотвратимой, заставлял действовать тело единственно правильным способом, отключая мозговое руководство.
Орвел еще раз проверил это свойство прибора. Чтобы не рисковать, он нацепил браслет на лапу зеленой мартышке и прицелился в мартышку из пистолета.
Прибор щелкнул и мартышка выпрыгнула из поля зрения. Она выглядела удивленной. Да, такую полезную штуку не стоило отдавать. Особенно сейчас, когда она осталась в одном экземпляре. Правда, был и второй прибор, еще полезнее.
7
Вторая стрелка меняла цвета от желтого до темно-синего. Темно-синий был плохо различим. Наверное, зрение пришельцев воспринимало цвета иначе.
Это был индикатор цели. Стрелка указывала на ту цель, которой в данный момент было занято сознание владельца браслета. Когда Орвелл хотел есть, стрелка указывала на холодильник, когда хотел спать – на кровать, когда вспоминал бывшую жену – показывала направление, в котором, предположительно, та находилась. Когда Орвелл ни о чем не думал или думал очень напряженно, стрелка металась, перепрыгивая с одной цели на другую. Это даже дисциплинировало. Как только стрелка начинала метаться, Орвел собирал внимание в одну точку и мысль буравила эту точку, добираясь до истины, как бур добирается до нефти.
Прибор действовал безошибочно. Кроме стрелки, браслет имел еще несколько загадочных рисунков, неподвижных, но меняющих цвет. Шифровальщики наверняка бы разгадали каждый рисунок и даже выдали бы подробную инструкцию как пользоваться всеми возможностями прибора. Сам же Орвелл лишь выяснил, что означает синий кружок: если дотронуться до кружка пальцем, то включался легкий зуммер. Этот звук не позволял отвлекаться при решениии серьезных задач. Наверняка остальные рисунки тоже позволяли усилить собственные способности так или иначе, но времени на выяснение уже не оставалось.
Орвелл успел хорошо проверить только индикатор цели. Для этого он дважды сыграл на скачках. Было сырое холодное утро. Мокрые и усталые искусственные лошади бежали вполсилы. Трибуны были полупусты. Орвелл сыграл в первом и во втором забеге. Индикатор цели оба раза показал ту лошадь, которая будет первой.
И оба раза Орвелл оставил выигранные деньги в кассе – он знал, что нечестно нажитое добра не приносит. Еще одна заповедь, намертво вбитая когда-то отцом.
Орвелл был странным человеком, но умел скрывать свои странности.