Испанец
Шрифт:
– Это полицейские тебе это наговорили? – недобро усмехаясь, поинтересовался Эду. – Это они тебе такое сказали!?
– Да, - пряча глаза, ответил сеньор Педро. – Они. Ты знаешь, что они тебя подозревали?
– Но уже не подозревают? – переспросил Эду.
– Марина сказала, что слышала женский голос, когда на нее напали, - нехотя признался де Авалос. – Выгородила тебя... и себя за одним…
– Ты не перестанешь говорить о ней гадости? – перебил отца Эду.
– Эду! – вспыхнул де Авалос. – Как ты не поймешь, черт тебя дери, что я беспокоюсь за тебя!
– Но оно коснулось, - с напором ответил Эду. – Мерзавцам все равно, какую фамилию и кто носит. И что теперь?
– Эду, я хочу тебя защитить, - проговорил де Авалос, - и я не прошу о многом. Я хочу лишь чтобы ты не приближался к ней, пока все это не уляжется и пока нападавшего не найдут. Кто знает, может, его целью был ты. Пожалуй, да; мерзавец хотел тебе навредить. Ударить побольнее; испортить репутацию… Я не знаю. Но нет гарантии, что он не повторит этого снова. И я хотел бы, чтобы в этот момент ты был как можно дальше от Марины. Чтобы ни одному полицейскому в голову не пришло показывать на тебя пальцем и обвинять тебя в преступлении
Брови Эду изумленно взлетели вверх, молодой человек дара речи лишился.
– Что ты говоришь? – потрясенный, произнес он, обретя голос. – Я правильно тебя понял – ты предлагаешь мне, мужчине, прятаться, оставив свою женщину в опасности?! Я должен бояться и… бросить маленькую девчонку в этой ситуации?!
– Черт подери! – взорвался де Авалос. – Ты говоришь так, словно я предлагаю ее выкинуть на улицу и оставить без помощи! Там полиция, они охраняют ее! Они круглосуточно следят за нею, я просил об этом! Я просто прошу тебя здесь и сейчас – не ходи к ней. Оставь ее. Хотя бы ненадолго.
– Ты сам поступил бы так? – коротко бросил Эду. – С мамой? Ты оставил бы ее одну, если б ей было плохо?
– Это не одно и то же! – побагровев до самых бровей, проорал де Авалос, яростно размахивая кулаками. – Не одно и то же! Эта девушка тебе никто, а Эмма была моей женой, черт тебя дери, мы любили и уважали друг друга, и я…
– Если дело только в этом, так это легко исправить, - так же спокойно и даже легко ответил Эду. – Или ты думал, что я не сделаю предложения матери своего ребенка?
– Да, сеньор Эду, - внезапно раздался голос Иоланты. – Вы верно все говорите. Вам нужно поспешить с предложением, ведь время идет быстро, и скоро всем будет видно положение сеньориты Марины. А невесты на свадьбах хотят быть самыми красивыми.
Оба, отец и сын, в изумлении обернулись к говорившей. Эду не ожидал такой поддержки, а его отец - такого коварного удара в самое сердце. Иоланта стояла в дверях гостиной; на глазах ее блестели слезы, она нервно стискивала руки, но при этом старалась улыбаться, хотя, казалось, от волнения ее трясет.
– Иоланта?! – выкрикнул де Авалос-старший. – Что ты несешь?!
– Я говорю о том, - мягко ответила Иоланта, словно мстя сеньору Педро за что-то, - что это преступление – оставить молодую, влюбленную беременную женщину без поддержки и внимания, будто ничего не было, будто она никто для сеньора Эду. Он поступает верно. Так, как должен поступать каждый мужчина. Он был с ней, и не отказывается от этой девушки. Это правильно. Идите, сеньор Эду. Ваша поддержка будет сеньорите лучшим лекарством. Идите, - с напором повторила Иоланта, - и не слушайте никогда тех, кто будет учить вас прятать голову в песок и отворачиваться от очевидных вещей. Это ваш ребенок. Я в том уверена. Ваш ребенок, сеньор Эду, и ваш внук, сеньор Педро. Подумайте над этим.
– Иоланта! Не ты ли повторяла то же самое, - язвительно поинтересовался де Авалос, - что Марина…
– Поддакивала вам, - небрежно перебила его Иоланта, чуть пожав плечами. – Служила вам. Да, всю жизнь вам поддакивала, оберегая ваш покой и боясь потревожить чувства. Но что я имею взамен? Хоть каплю внимания? Понимания? Уважения? Вы слишком избаловались, сеньор Педро, и изнежились. Вам надо научиться принимать мужские решения. Эду, думаю, вам с этим поможет.
– Ты никогда не обращалась ко мне за помощью, - сердито заметил де Авалос. Иоланта насмешливо вздернула бровь.
– Марина тоже не просит, - заметила она. – Однако, сеньор Эду отчего-то решил для себя, что ей эта помощь нужна. В свое время, - глаза Иоланты стали печальны, - если бы один нерешительный сеньор протянул эту руку помощи, у вас был бы брат, сеньор Эду. Или сестра. Как знать.
На мгновение между этими тремя людьми повисла такая глубокая тишина, что было слышно, как со щелканьем перемещается секундная стрелка в больших напольных часах.
– Отец?! – первым молчание нарушил Эду. В голосе его было такое изумление, словно сейчас под его ногами разверзлась земля, и молодой человек увидел ад.
Де Авалос и Иоланта молчали.
Они смотрели друг другу в глаза, и в этом молчаливом поединке словно мысленно разговаривали, припоминая те времена, о которых так больно, беспощадно и справедливо напомнила Иоланта.
– Это очень больно, сеньор Эду, - заметила Иоланта наконец. В голосе ее боли не было, наверное, оттого, что она научилась за столько лет скрывать ее. – Потерять. Идите.
Не говоря больше ни слова. Эду пулей вылетел прочь, и де Авалос услышал, как вдалеке хлопнула дверь.
– Почему ты молчала, Иоланта? – глухо спросил де Авалос. – Почему не сказала ничего, не дала знать?..
Иоланта пожала плечами и улыбнулась так, как она обычно это делала – вежливо и фальшиво.
– Я хотела защитить вас, - ответила она просто. – От чувства раскаяния, от всего мира – точно так же, как вы сейчас защищаете Эду. Я пощадила ваши чувства. Но он сказал мне недавно… - Иоланта покачала головой, потерла переносицу, скрывая набежавшие слезы. – Ах, какой умный и храбрый мальчик Эду! Я иногда горжусь тем, что приложила руку к его воспитанию! Он сказал мне однажды, совсем недавно, что вы – мужчина. И что это не женское дело, - Иоланта рассмеялась сквозь слезы, уже не в силах их скрыть, - защищать мужчин. Должно быть все наоборот. И я ему верю. Верю.