Испанская новелла Золотого века
Шрифт:
— Ну, ладно, — сказали купцы, — окажи нам такую милость и в отплату за весь ущерб, что ты нам причинил, брось-ка нас в то место, где лежат эти сокровища, и мы тебе простим все наши обиды.
И алчные купцы без промедленья притащили мешки и залезли в них, а крестьянин завязал их на совесть и бросил в реку выуживать сокровища. И так вот своими хитростями ускользнул крестьянин из рук купцов и остался богатым и хозяином стада.
Луис де Пинедо
Из «Книги шутливых историй»
У алькальда Антекеры мавры похитили жену. Тот предложил
— Что ж, увозите, — сказал алькальд. — Только, видит Бог, обратно я ее и за тысячу дукатов не возьму.
Дон Фадрике, герцог де Альба, сказал как-то доктору Вильялобосу:
— Вам бы, сеньор доктор, только скотину лечить.
— А я и лечу, ваша милость, — отвечал доктор, — и презнатную.
Капитан Гайосо был человек невзрачный и малодушный. Будучи в Италии, он ухаживал за одной дамой и как-то во время обеда, который он устроил в ее честь и где было почти сплошь дамское общество, сказал ей:
— Не раз приходилось мне слышать, сеньора, что волчица всегда отдается самому трусливому и самому паршивому волку, оказывая ему предпочтение перед другими.
— Если это правда, — отвечала дама, — райская у вас, должно быть, жизнь, сеньор Гайосо.
Один студент из Саламанки, сын вдовы, приехал как-то в свою родную деревню в горах. Родственники, даже не зная, каким наукам он учился, стали ему сильно докучать, чтобы он сказал в церкви проповедь. Устав от этих докучательств, студент согласился и стал готовиться самым серьезным образом; однако стоило ему подняться на амвон, как с непривычки он так растерялся, что тут же все позабыл, и наконец, после долгого молчания, совсем отчаявшись, сказал:
— Знаете ли вы, сеньоры, что я хочу вам сказать?
На что один из бывших в церкви ответил:
— Догадываемся, сеньор.
— Ну так пусть, кто первый догадается, скажет остальным, — отвечал студент, и, прочитав «Ad quam nos perducat» [3] удалился.
Жил как-то в наших краях один человек, разбогатевший на том, что готовил из разного мяса всевозможные копчения, причем слава о его замечательных копчениях шла повсюду. Был у него сын, юноша весьма недалекий, который водил дружбу с неким местным идальго, большим шутником. Когда мясник умер, идальго, утешая сына, сказал ему между прочим:
3
«К чему нас приводит» (лат.).
— Не пойму, отчего вы так печалитесь, ведь очевидно, что душа вашего батюшки теперь на небесах.
— Откуда же мне знать об этом? — спросил сын, на что идальго отвечал:
— Вы можете убедиться в том собственными глазами. Вот послушайте: этой ночью, скорбя о вашем батюшке, который был мне большим другом, я не спал и смотрел на небо, думая увидеть там яркую звезду Альдебаран, которой обычно любуюсь и прошу охранять мое стадо, ведь надежней сторожа не сыщешь; и вот, не видя Альдебарана, я в изумлении стал искать его по всему небу, но так и не обнаружил, и, вспомнив о вашем покойном батюшке, понял, что это он, попав на небо, забил Альдебарана, чтобы
Глупец поверил словам приятеля и тут же с доброй вестью поспешил к матери, которая, вся в слезах и печали, выслушав сына, сердито сказала ему:
— Ах ты, чадо мое неразумное, где Альдебаран, и то не знаешь! Стала бы я так убиваться да плакать, не появись он нынче ночью на небе; а ведь попади туда наш кормилец, он бы его точно забил.
У одного священника-португальца была собака португальской породы. Однажды священник забыл дома молитвенник, и собака его весь изгрызла. Вернувшись домой, взбешенный португалец прибил собаку, но потом, разжалобясь, подозвал ее и, лаская, сказал:
— Послушай, Барбитас, не может того быть, чтобы португальский пес сотворил подобное, но, клянусь телом Господним, будь ты испанская шавка, я б тебя наизнанку вывернул.
Однажды в залу королевского дворца в Мадриде, где были герцог де Альба, граф де Чинчон и другие придворные, вошел коннетабль дон Педро де Веласко, закутанный в накидку из куньего меха с таким длинным волосом, что все, кто был в зале, принялись его вышучивать, причем особенно усердствовал граф де Чинчон, говоря, что коннетабль — вылитый дикобраз. Когда дон Педро подошел к ним, герцог сказал:
— Сеньор, граф говорит, что ваша милость очень похожи на дикобраза.
— Сеньор, — со смехом отвечал коннетабль, — если бы я был так колюч, вряд ли ваша милость так желали бы меня видеть, а граф — шутить надо мной.
Один мой знакомый кабальеро из Саламанки надумал постричься в монахи ордена Святого Франциска и, видя, что его слуги плачут, узнав о его намерении, сказал им:
— Что меня жалеть — над собой плачьте, ведь из-за вас, негодяев, в монахи иду.
Однажды, когда кардинал Лоайса рассуждал со своими друзьями о том, почему император не хочет жаловать своим духовникам, и в том числе фра Н. де Сан-Педро, который в то время исполнял эту должность, епископского сана, ему сообщили, что его величество окончательно решил не жаловать своему духовнику епископства, если тот не будет приносить в казну четыреста дукатов ежегодно.
На что кардинал заметил:
— Да, не позавидуешь бедняге; уж лучше получить сан великомученика, чем отпускать такие грехи.
Как-то в одном городе все восхищались пышным приемом, который был оказан некоей важной персоне. Услыхав это, один насмешник сказал:
— Ну, это что, я видел приемы много пышнее.
И когда его спросили, как это было, ответил:
— Да вот взять хотя бы мою собаку: когда мы только сюда приехали, все кобели отдавали ей честь и все сучки с ней перенюхались.
Однажды, когда королевский двор размещался в Толедо, доктор Вильялобос зашел во время службы в церковь и стал на молитву у алтаря Страстей Господних; случилось, что как раз в это время мимо проходила одна толедская дама по имени донья Ана де Кастилья, которая, увидя доктора, сказала:
— Убери, Господи, отсюда этого нехристя, это он убил моего мужа.
А дело было в том, что доктор перед тем лечил мужа этой дамы, который скончался.
Тут же к доктору подбежал запыхавшийся юноша со словами: