Испанские каникулы
Шрифт:
Еще, где бы ни собралось больше двух испанцев, как правило, стоит гвалт. Мы с Джеймсом долго пытались понять, почему же они так шумят, а потом выяснилась одна любопытная вещь. Дело в том, что перебивать друг дружку здесь не считается неприличным. Это значит, что если двое разговаривают, а третий решил встрять, не дождавшись, пока кто-нибудь закончит фразу, то, чтобы быть услышанным, ему надо говорить громче остальных. А тому, кто в данный момент о чем-то вещает, естественно, не терпится свою идею закончить, вот он и повышает голос тоже. Так и получается эта спираль шума по нарастающей. При этом в барах для пущего звукового оформления обычно врубают еще и радио или телевизор на полную громкость.
И меня забавляет, что
Глава 14
Съедобные плоды кактуса. Птичья контузия. Зачем на уроках закрывают жалюзи. Распродажи. Мэр и нарядные тетушки. Театр в испанском, английском и обоюдном исполнении
Иду утром гулять и прохожу мимо нескольких соседских вилл. Вокруг них по периметру участков вместо забора посажены опунции – это такие кактусы из плоских лепешек. Колючки у них настолько злые, что ни один вор и ни одна собака не сунутся. Зато розовые круглые плоды этих кактусов, тоже с приставучими маленькими колючками, съедобны. Вкус у них, правда, не очень, и, по-моему, они вовсе не стоят всей этой возни: кому-то ведь с риском для жизни приходится их собирать, а потом еще и чистить…
Прихожу с утренней прогулки и обнаруживаю, что дома неприятности. Дело в том, что одна стена гостиной, выходящая на балкон, у нас сделана из стекла. И вот сегодня на этой стене появился отпечаток распластанной птицы, а под ним – и сама контуженная пострадавшая, только что влепившаяся в стекло. К счастью, пока мы с Джеймсом метались и решали, что с ней делать, она села, обалдевши, покрутила головой, и в следующий момент ее на балконе уже не было…
Днем я поехала на испанский. Раньше Мерседес, наша училка, меня удивляла: войдя в класс, она первым делом опускала на больших окнах жалюзи, чтобы солнце к нам не попадало. И мы, иностранцы, ворчали и расстраивались. Теперь я отношусь к этому с одобрением. Дело в том, что солнце здесь настолько злое, что от него мгновенно начинает портиться зрение, и без темных очков выходить на улицу нельзя. А везде вокруг белые стены, отражающие этот ослепляющий свет… Короче, когда Мерседес сегодня опускает на окнах жалюзи, мы больше не ворчим.
После урока я с несколькими подружками поехала в большой торговый центр. Сейчас там распродажа, они тут бывают два раза в год: с начала января до конца февраля и с начала июля до конца августа. Испанцы этих распродаж ждут, а потом сметают в первую неделю огромное количество вещей, и в это время в большие магазины лучше не соваться – там мечутся невероятные толпы народа. Зато сейчас ажиотаж спал, и можно сделать очень выгодные покупки – это если размер твой там еще остался. А вообще после Испании цены в Москве кажутся не просто заоблачными, а какими-то инопланетными: неужели за те же самые тряпки народу приходится столько платить?!
Вечером наша соседка Мари-Пепа позвала меня в театр: в местном Дворце конгрессов, как пафосно называется очень современное здание в Эстепоне, профессиональная труппа из Мадрида давала “Ужин идиотов”. Джеймс с нами идти наотрез отказался, потому что спектакль был на испанском.
Я заранее у нее поинтересовалась, как поступить: приехать к началу или, в лучших испанских традициях, особо не торопиться? Она возмутилась: конечно, надо ехать к началу! И на мой осторожный вопрос, во сколько, по ее мнению, будет начало, сказала: как и обещано, в восемь тридцать. Потом, немного подумав, довольно уверенно добавила: “Ну, может, опоздают минут на пять, не больше”.
В девять часов мы все еще сидели в зале, куда постепенно прибывал народ. А в девять ноль пять нам объявили, что “спектакль начнется через несколько минут”. Я тем временем разглядывала публику: практически одни женщины, ну прямо как в России. При этом все они были прекрасно одеты, с отличным вечерним макияжем и явно только что уложенными волосами. И большинство были друг с другом знакомы. А зал был заполнен максимум на четверть… Тут в рядах присутствовавших дам произошло волнение: они явно углядели кого-то крайне для них важного. “Алькальд Эстепоны!” – шепнула мне Мари-Пепа (это по-нашему мэр). Смотрю, подходит к первым рядам молодой, хорошо одетый мужчина и начинает по два раза в щеку целовать чуть ли не каждую из сидящих там дам, включая Мари-Пепу. Ее он так даже по имени назвал, осведомился, как у нее дела, и обменялся еще парой-тройкой слов. Она прямо вся просияла, как, впрочем, и каждая расцелованная им женщина. Я над ней подшутила: “Ты, значит, и алькальда нашего знаешь?” А она решила, что я всерьез, приняла загадочный вид и заявляет: “Да, я и с прежними алькальдами Эстепоны была знакома”. Я тем временем пытаюсь представить какого-нибудь российского мэра – без маячащей поблизости охраны и целующим в щечки немолодых тетушек в театре…
Перед самым началом спектакля (у меня даже закралось подозрение, что мы все специально дожидались появления алькальда) объявили, что зрителям необходимо отключить мобильные телефоны. Что мы с Мари-Пепой и сделали послушно. А уже через десять минут у женщины, сидящей за мной, ее мобила радостно затренькала. Я ехидно оглянулась, ожидая понаблюдать за виноватым видом и торопливыми попытками ее отключить. Ничего подобного! Та не торопясь завела беседу со звонившим, причем даже не пытаясь понизить свой хорошо поставленный голос. На сцене при этом происходил важный для хода пьесы диалог, но услышать его из-за соседки не удавалось. Так действие и развивалось параллельно в течение нескольких минут – на сцене и за моей спиной. И что самое удивительное, артисты, похоже, не имели ничего против такого поворота событий. Я поудивлялась: надо же, какая невоспитанная тетка! А минут через двадцать все повторилось сначала, только беседа на этот раз велась уже в нашем ряду. И никто из зрителей не протестовал.
Зато когда один из немногих мужчин, выбрав паузу на сцене, громко икнул, тут уж все повернули головы, пытаясь его рассмотреть. И минут через десять он икнул еще громче…
Чувство после этого спектакля осталось грустное: пьеса смешная, актеры отличные, но жаль их ужасно – с этим полупустым залом и икающими и разговаривающими по мобильным телефонам зрителями…
А в другой раз мы – на этот раз с Джеймсом – поехали на спектакль, где играли английские актеры-любители. Билеты стоили в два с половиной раза дороже, чем на профессиональную труппу из Мадрида, при этом зал был набит до отказа. Началось все почти что вовремя. И пьеса была тоже комедией и тоже безо всяких претензий на серьезность, но зрители (в основном англоговорящие) слушали ее затаив дыхание, и в течение всего спектакля не раздалось ни одного телефонного звонка. И в конце зал не разбежался тут же, а устроил актерам овацию.
А вот и третья вариация на тему: как-то актеры-любители, англичане и испанцы вместе, играли пьесу испанского драматурга, но на английском языке. Джеймс умудрился про эту постановку вычитать в газете, и мы поехали посмотреть, что из всего этого получится. Публика оказалась смешанной: англоговорящие европейские пенсионеры и довольно молодые испанцы, большинство из которых были из местного совета, из комитета по развитию связей с иностранцами на Коста-дель-Соль. Испанских дам было легко отличить по одежде – некоторые фигуряли в легких норковых шубах или хотя бы с воротниками и боа из лисы или другого меха. И по меньшей мере пятеро – в разнообразных комбинациях сумочек, платьев и обуви цветом под леопарда.