Испанский дневник (Том 2)
Шрифт:
Последним номером выступил звукоподражатель Виктор, из третьей роты, женевец, часовщик. Он сначала кукарекал, затем щелкал и заливался соловьем, после чего изобразил ссору на псарне. Далее он стал имитировать более тонкие звуки, например жужжание пчелы-матки и вопли гиены в безводной пустыне. В заключение он предложил публике называть ему на выбор любые названия любых животных, с тем что он немедленно будет передавать свойственные им звуки. Это благородное обращение артиста к активности публики не было по достоинству оценено. Дело в том, что часть зрителей потихоньку наведалась в соседнюю пристройку
– Каких животных мне предложат воспроизвести уважаемые зрители? корректно спросил Виктор.
– Ихтиозавра!
– рявкнули из шумного сектора.
– Пожилую улитку!
– Зенитную пушку "эрликон"!
– Сардинку в масле!
– Рака печени!
– Грудную жабу!
– Генерала Франко!
– Ленточную глисту!
Немецкий конферансье пробовал унять остряков, но зал уже вышел из концертного повиновения. Снова заиграл джаз. Виктор обиженно пожал плечами, соскочил с эстрады, подхватил толстую Фелисидад и пошел с ней в вальсе.
Через четверть часа началось пиршество. На столах лежали груды консервированного мяса в больших мисках, сыр, сладкий валенсийский лук, томаты, вареные яйца, стояло много вина и пива. Разноязычный гомон наполнял тесный барак; окна были плотно занавешены, чтобы не увидела авиация. Фашистские разведчики уже два раза появлялись над районом танковой базы, завтра надо переходить на другое место.
Скоро опять пошли песни, весь концерт был повторен за столом. Выяснилось, что много песен, народных, национальных, поющих о своей родной земле, знакомо и понятно другим народам, из других, далеких земель. Больше всего распространены сейчас по свету русские, советские песни. Их поют с воодушевлением люди, которые никогда не были в Советской стране и вряд ли увидят ее.
Мы вышли, несколько человек, из душного, веселого барака и, подстелив мешок, легли на пригорке тихо смотреть на звезды.
– Скупая земля здесь, в Кастилии, - сказал механик Альфред, - камень, сушь. Драться за нее я согласен, а жить здесь бы не стал. Я из Прованса. Какая там зелень, какие реки, какие виноградники!
– И у нас земля была хорошая, - помолчав, сказал Генрих Адамс, бывший саарский житель.
– Была хорошая земля, стала плохая. Гитлеру попала она. Ничего, будет день - очистится, опять станет хорошая.
– Плохой земли не бывает, - задумчиво сказал Борислав, командир взвода, молодой, статный серб.
– Вот я как-то был на Дальнем Востоке. Там такие места есть, называются - тайга. Так себе - перелески, болотца, овраги, иногда там звери дикие бродят, опять перелески, опять овраги, и так на тысячи километров. А вот люди, которые там живут, они эту землю ни на какую другую не променяют. Нравится она им! И не уйдут с этой земли никогда, не уступят никому. Родная им эта земля, вот и все.
– А Дон, что это у вас там за река?
– спросил у меня Адамс.
– Я много о ней читал, о реке Дон. На что она похожа - на Рейн, на Дунай? Почему называется "тихий"?
Я стал рассказывать саарцу Адамсу про реку Дон, про степи, про станицы, про казаков. Он слушал внимательно, тихо. Он спросил, какого цвета река на вид, какая в ней рыба, где река красивее, в верховьях или к устью.
Я сказал, что вниз, за Ростовом, она мне больше нравится. Если плыть к донским гирлам, к Азовскому морю.
Красиво там открывается на горе маленький город Азов, старинный город...
– Там девушки хорошо поют, у Азова. Особенно одна, - вдруг добавил Борислав.
– Ты и там побывал, шельма?
– усмехнулся саарец Адамс.
– Ай да серб!
– А тебе какое дело! Мало ли где приходится бывать...
Мы долго всматривались в черное кастильское небо, в его чистые, ясные, умытые звезды. Видно, все думали об одном и том же. О тех, кто далеко отсюда, на разных концах света, смотрит сейчас в это же небо, в его ночную черноту или полдневную яркую синь.
– Ну и что же, что серб?
– сказал Борислав.
– А поют они хорошо. Особенно одна.
28 февраля
Уже три недели без перерыва длятся тяжелые, кровопролитные бои к юго-востоку от Мадрида. Сменяя друг друга, они слились в большое сражение пока самое крупное сражение гражданской войны в Испании.
В боях на реке Хараме главные силы испанских фашистов и иностранных интервентов столкнулись с лучшими, наиболее боеспособными силами молодой республиканской армии. Обрушиваясь большим кулаком на новый, почти не участвовавший в боях сектор, фашистское командование надеялось легко прорвать фронт и изолировать, наконец, Мадрид. Вместо этого оно натолкнулось на активнейшую оборону, целую серию сокрушительных контратак и контрударов. Операция, задуманная и начатая мятежниками как наступательная, вскоре превратилась во встречную.
Почти во всем районе боев республиканцы удерживают линии на противоположной стороне обороняемой реки. На нескольких участках они избрали передним краем обороны свой берег. И только на одном отрезке фашисты переправились через реку, но, прижатые к берегу, двинуться дальше не могут. Их обходят с флангов, атакуют в лоб, бьют с земли артиллерийским и пулеметным огнем, с воздуха - штурмовыми налетами авиации.
Двадцать дней - и ни одного часа покоя, ни ночью, ни днем!
Двадцать дней в поле, под открытым небом, в непрерывном движении, в перебежках, под шрапнелью, в рукопашных схватках - это совсем ново для республиканцев после неподвижной, окопно-позиционной борьбы у стен Мадрида. Это тяжелое испытание только недавно сформированные дивизии, бригады и батальоны регулярной армии, их бойцы, командиры, комиссары все-таки выдержали.
Вряд ли бои на Хараме решат судьбу гражданской войны и даже Мадридского фронта. Сейчас они угасают, не дав решительного перевеса ни одной из сторон. Но харамское сражение, бесспорно, войдет в военную историю как большое, сложное сражение с применением всех родов оружия, всех видов войск. Пусть только военные историки не слишком увлекаются схемами расположения частей. Пусть помнят, кто в этих частях дрался: с одной стороны - профессионалы войны под командованием германских инструкторов и генералов, с другой - молодые части вооруженного народа, руководимые командирами из народа же, командирами дивизий, которые впервые взяли в руки оружие полгода назад как простые добровольцы-дружинники.