Испить до дна
Шрифт:
Алена приготовилась спрыгнуть в ту лодку, которая причалила первой, но Алексей решительно сказал:
— Эта нам не подходит.
— Почему?
— Гондольер выглядит ненадежным.
Гребец был могуч и красив жгучей южной красотой. Сверкающие черные глаза, собранные на затылке и прихваченные цветной тесьмой длинные волнистые волосы, грациозные движения, будто специально отработанные под руководством талантливого хореографа.
Поистине ослепительная, открытая улыбка внушала доверие. По крайней мере, Алене. Непонятно было, почему Алексею этот добрый молодец внушал какие-то подозрения.
— Не знаю, надежен он или нет, — девушка пожала плечами, — но живописен, это уж точно.
— Вот именно, — сухо отозвался Никитин. — Слишком живописен.
Он выбрал другого «извозчика» — низенького толстячка с блестящей загорелой лысиной и редкими, торчащими вперед зубами.
«Да он опять ревнует! — догадалась Алена. — Ну и характер!»
И в пику ему одобрила его же выбор:
— Правильно! Этот еще живописнее, он мне даже больше нравится! Останься у меня хоть огрызок карандашика, набросала бы его портрет. Одни глаза чего стоят!
Глазенки у их избранника были маленькие, быстрые и хитрые-прехитрые. Они сразу скользнули по Алениному сарафанчику, словно прикидывая его стоимость, а следовательно, платежеспособность клиентов. Похоже, гондольер сразу понял, что это не ширпотреб, а произведение хорошего модельера, и остался доволен.
Видимо, он вообще отличался сообразительностью и хорошо разбирался в психологии, потому что на те части женского тела, которые сарафан не прикрывал, — а таковых было куда больше, нежели закрытых, — вовсе не обратил внимания. И этим очень угодил пассажиру мужского пола, то есть тому, кто, по его предположению, будет расплачиваться.
— Очень выразительные глаза, тебе не кажется? — еще раз провокационно спросила она.
Алеша покосился на нее и ничего не ответил. Опередив гондольера, который галантно протянул ей короткопалую руку, он сам помог своей даме взойти на борт.
...И они перебрались из одной сказки в другую.
От величественного, залитого солнцем простора комплекса Сан-Марко и Пьяцетты — к тесноте кривых старинных улочек, где вместо проезжей части колыхалась темная вода, а тротуаров подчас не было вовсе, и дома походили на прекрасные корабли.
Ступени некоторых подъездов спускались прямо к зеркальной глади, и казалось, что люди, выходя поутру на прогулку, должны совершать свой моцион по воде, аки посуху.
Даже простые небольшие жилые здания о трех или четырех этажах выглядели дворцами. А уж когда гондола выбралась на главную городскую магистраль — Большой канал, на Алену и Алешу обрушилось настоящее великолепие.
Возрождение!
Рождение новой жизни, обновление надежд. Но одновременно — и путешествие назад, в глубь веков.
По балконам-галереям разгуливали люди, и это были обычные люди, представители конца двадцатого столетия, но казались они дожами или гранд-дамами эпохи кватроченто.
Точно отшлифованные божественным ювелиром грани колоссальных тысячекаратных бриллиантов, сверкали стекла многостворчатых венецианских окон: открытых и закрытых, открываемых и закрываемых. Настоящая симфония бликов и отражений!
— Вот это окошечки, я понимаю! — вырвалось у Алены. — Завидую венецианцам белой завистью. Если когда-нибудь разбогатею — закажу себе такие же, во всю стену!
— Зачем? Будет казаться, что живешь не в доме, а прямо на улице.
— Как ты не понимаешь! Просыпаешься — и сразу видишь весь мир! А мир видит тебя!
— И каждый прохожий заглядывает. Не укроешься, не спрячешься. Все твои секреты наружу.
— А я закажу такую красотищу не на первом этаже!
— Сдаюсь, — засмеялся Алексей. — Убедила.
— И еще мне хочется стеклянную крышу.
— Ну, ты и загнула. Скажи еще — построишь себе воздушный замок. Фантазерка.
Она опять вспомнила, что он не художник, и серьезно объяснила:
— Это не воздушный замок, а, наоборот, самый трезвый расчет. И даже режим экономии. Мне бы такое — под мастерскую, чтобы освещение было равномерным и не пришлось устанавливать подсветки.
— Гм... не лишено оснований. А как насчет стеклянного пола?
Алена фыркнула:
— Вот удовольствие — выворачивать мои слова наизнанку!
И опять он задумчиво прищурился, затаенно улыбаясь:
— Гм...
Потом они свернули в канал Ла-Джудекка. Прямо с воды слушали мессу. Пение доносилось из массивной, напоминающей Исаакиевский собор церкви Санта Мария делла Салуте, расположенной на самой оконечности одного из ста восемнадцати венецианских островков.
И сложное, затягивающее многоголосие католической литургии тоже было сродни волнам...
Красиво, возвышенно, но...
Слишком много воды... Слишком много качки.
Алене бы сейчас в православном храме постоять. Там, по крайней мере, пол не колеблется. А если и есть вода, то только святая...
Однако они плыли дальше, и, когда последние аккорды «Агнус деи» смолкли, Алена почувствовала, что ей просто необходимо стать обеими ногами на твердую почву. все-таки она Телец, а не дельфин!
— По-моему, меня слегка укачало.
Алексей непритворно удивился:
— Это в московском такси может укачать, там бензином пахнет. А тут — дыши полной грудью, и все!
— Нет, правда. Извини, но мне уже дурно становится.
— Ты просто проголодалась, но стесняешься признаться. Что ж, заказ принят!
— Опять о еде! — поморщилась она. Сейчас ей даже подумать о чем-то съестном было страшно. — Чревоугодник. Непонятно только, почему тогда такой худющий.
— Потому что я не обжора, а гурман.