Исполненная клятва
Шрифт:
Поэтому всего через 3 дня (чтобы не показаться подозрительным) Сареф передал Ильмарриону своё согласие на обучение молодых драконов. Правда, магистр, всё-таки будучи не дураком, заявил, что его тренировки с юными драконами будут совместными с другими наставниками. Естественно, оставлять его с юными учениками один на один никто не собирался. Формально это было продиктовано желанием обезопасить учеников, ведь в нём до сих пор могла взбунтоваться кровь Чёрного Молоха, но, конечно же, Ильмаррион и сам понимал, какие будут последствия, если Сареф перестарается во время тренировок.
Да что уж там говорить,
И вот, наступил день зимнего солнцестояния. Самый короткий день в году. Сегодня Энгрей позволил Сарефу выспаться ещё на полчаса позже сверх обычного часа, который Сареф уже привык досыпать в обход стандартного расписания драконов. И, несмотря на внутренний стержень и чётко сформированные для себя цели, которых Сареф собирался достичь за это время, он всё равно ощущал грусть и пустоту. Он помнил, как этот день праздновали демоны. Как они были открыты, веселы, не стеснялись выражать свои эмоции и гордиться своими достижениями. А здесь… Сареф почти что предвидел, что здесь всё будет иначе. Само собой, его заранее предупредили, что он обязан присутствовать на общем пиру, и никакие отговорки не принимаются.
Но было и другое. Сарефу так и не дали возможности пообщаться с Махиасом после того, как он пришёл в себя. Через два дня, когда Сареф пришёл навестить Сфайрата, Вивиен Вааг сообщила ему, что Махиас покинул поместье. С одной стороны, Сареф был этому рад. Значит, Махиас прекрасно понял, как с ним здесь обстоит дело. Если уж в первый раз за несколько вопросов и излишние эмоции его отправили сидеть в подземелье в облике зверя на несколько месяцев, то неизвестно, что с ним сделают во второй. И потому ему, очевидно, надо было уносить отсюда ноги, пока он вообще жив. Но какой-то детский эгоистичный уголок души Сарефа всё равно ощущал отголосок обиды от того, что Махиас так и не поговорил с ним. Хотя разумом он отлично понимал, что здесь, в поместье, под постоянной прослушкой, никакого толкового разговора бы не вышло.
В итоге Сареф надеялся, что Махиас найдёт Йохалле и остальных, и они помогут ему. Это был бы идеальный вариант, потому что Махиас был кладезем ценной информации, а после того, что он узнал, и что с ним Ильмаррион за это сделал, дракон должен был утратить всякую лояльность к своему клану. Так что в итоге Махиас был куда больше в плюсе.
Лёжа в своей постели, Сареф думал обо всём этом, готовясь к предстоящему дню. Потом, понимая, что надо вставать самому, пока Энгрей не начал ему «помогать», поднялся и оделся. Его телохранитель, как обычно, дремал в своём излюбленном кресле. Но едва Сареф на него взглянул, как он тут же открыл глаза.
— Ну, ты и горазд поспать, — фыркнул он, — обычно вольные ходоки придерживаются
Сареф привычно пропустил эти насмешки мимо ушей. Хотя бы потому, что он отлично знал: если будет нужда и важное дело — он месяц сможет обходиться с минимальным графиком сна, Хим ему это обеспечит. А здесь, в поместье Айон, где ему было почти нечем заняться, какой смысл подрываться с самого утра?
Оглядывая Энгрея, Сареф неожиданно заметил у него на груди необычный значок в виде чёрной розы.
— А это… зачем? — спросил он, указав на странную брошь.
— Памятный знак, — ответил Энгрей, казалось, ждавший этого вопроса.
— Понятно, — пожал плечами Сареф, поднимаясь с постели и подходя к зеркалу.
— Даже ничего не спросишь? — поинтересовался Энгрей.
— Обычно памятные знаки — это очень личные вещи, — ответил Сареф, — не имею привычки без спроса лезть другим в душу.
— Когда я, да и многие другие были мелкими, у нас была повариха по имени Нэн, — спустя пару минут молчания сказал Энгрей, — она очень любила этот день. И всегда готовила нам много вкусностей. До сих пор помню её праздничные лепёшки с крабовым мясом. И по вечерам мы у неё часто собирались, она нам сказки рассказывала. И она всегда носила на себе один и тот же фартук. Светло-синий, с чёрной розой. Так что это — в память о ней.
— Да. Эта женщина, действительно, была очень добра к вам, — ответил Сареф. Наверняка эта Нэн была для них так же дорога, как для него Мимси. И она, действительно, была к ним очень добра. Да и как могло быть иначе, когда она видела перед собой толпу мальчишек, которых сюда продали собственные родители, и которых будут растить с одной целью: подгребать за драконами всё дерьмо там, где другим членам клана Айон будет не по статусу пачкать руки. И больше половины из которых, скорее всего, не доживёт до старости. Интересно, почему же за ним, когда он сбежал из своего клана, не отправили этих молодцев вместо болтуна Фарвиго и его дружка Райхака? Вероятно, потому, что Ильмаррион тогда ещё рассчитывал договориться по-хорошему.
— А что с ней сейчас? — спросил Сареф, — по-прежнему готовит для вашего Дома?
— Померла от старости, — ответил Энгрей, — ещё когда я был мальчишкой, она начинала сдавать. Ей даже комнату рядом с кухней устроили, чтобы далеко не бегать. Но… возраст рано или поздно берёт всех.
Наступило молчание. Сареф, стоя у зеркала, вошёл в режим Одержимости, и Хим, получив контроль над телом, поднёс к лицу руки и провёл ими по щекам и подбородку. Эта процедура убирала щетину с лица Сарефа, они сами до этого додумались совсем недавно и, признаться, это нравилось Сарефу намного больше бритв.
— Ну, и что же ты молчишь? — неожиданно спросил Энгрей, — ты же хочешь спросить, что подумала бы Нэн, когда узнала бы о моей коллекции чучел хилереми! Ты же хочешь меня об этом спросить, я чувствую, как этот вопрос вертится у тебя на языке, так спрашивай!
— Мне кажется, тебе и самому известен ответ на этот вопрос, — равнодушно пожал плечами Сареф, не отрываясь от зеркала, — ты ведь знал её намного лучше меня.
Энгрей от такого ответа только ещё больше обозлился.
— Кончай прихорашиваться! — рявкнул он, — у тебя сегодня насыщенный день…